Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

– Вы же работали, Сергей Юльевич. Я пойду, пожалуй…

Витте решительно завинтил колпачок самописки:

– Садитесь, Андрэ! В конце концов, у меня на пароходе неделя будет над тезисами посидеть. Да я, кстати говоря, не над ними работал – дневники давно пишу. Для потомства, так сказать… Давайте поговорим о чем-нибудь, Андрэ. Только, голубчик, не в службу, а в дружбу: вы не произведете разведку насчет чайку? Горло пересохло…

– С удовольствием, Сергей Юльевич! – Новицкий подскочил как на пружине и направился в сторону служебного купе.

Там он застал одного проводника, разбирающего какие-то бумаги. На вопрос о перспективах получения чая он лишь мотнул головой в сторону тамбура:

– У напарника спросите, господин хороший. Ефим давно уже с самоваром возится…

В тамбуре было шумно, и Ефим, сидящий на корточках у самовара, не расслышал, как открылась дверь. Новицкий же, открывший рот для вопроса о чае, быстро закрыл его, заметив рукоять револьвера, выглядывающую из-под рабочего фартука.

Он бесшумно прикрыл дверь, постоял немного и снова распахнул ее, постаравшись сделать это как можно громче. Проводник стоял в напряженной позе, сунув правую руку под передник.

– Милейший, – как ни в чем ни бывало окликнул его Новицкий. – Милейший, а что у нас нынче с чаем?

Проводник заметно расслабился, кивнул на самовар, криво улыбнулся:

– Чичас будет, ваш-бродь: шумит уже самовар-то! Вам в третье купе принести, или как?

– Я сам подойду, – Новицкий, не поворачиваясь к проводнику спиной, покинул тамбур.

Пройдя до середины коридора, он остановился у окна, вцепившись в поручень и напряженно вглядываясь в темноту. Сердце у подпоручика стучало где-то в горле, мысли прыгали. Новицкий ощущал себя в положении человека, долго пытавшегося разобраться в работе незнакомого механизма и, наконец, понявшего его суть. Мозаика сложилась: и неумёхи-проводники, и отсутствие депеши от Лаврова, и заглядывание этого Ефима в купе Витте при стоянки в Минске. Он прикрыл глаза и ясно припомнил и напряженную позу этого человека, и его правую руку под фартуком.

Лавров, скорее всего, не смог разгадать сей «шарады» – вот и не прислал депеши. Действительно: кто подумает на проводников?

– Ваш-бродь!

Новицкий вздрогнул, обернулся. Давешний Ефим глядел на него из тамбура, старательно улыбаясь.

– Ваш-бродь, чаек поспел! Вам куда принесть? Сколько стаканов?

– Во второе купе. Три стакана, – отрывисто бросил он.

– А к чаю что желаете, ваш-бродь? – не отставал проводник. – Сахарок, лимончик, булошная мелочь?

– Ничего не надо, только чай, – повернувшись, он поспешил в купе к Витте.

– Сергей Юльевич, сейчас чай принесут, – Новицкий откашлялся. – А вы по возможности незаметно посмотрите на проводника. Это – убийца!

– То есть как убийца? – Витте сдернул очки. – Вы не шутите, Андрей Павлович?

– Не шучу. Сейчас он стрелять не будет – я подстрахую. Буду стоять здесь, у двери, с правой стороны.

– У меня тоже есть револьвер, – засуетился Витте, начиная рыться в саквояже. – Черт, куда же я его засунул?!

– Не доставайте. Он придет пока на разведку – посмотреть, на каком диване вы спите… Не спугните, Сергей Юльевич!

В дверь постучали, и Новицкий распахнул ее. Проводник Ефим, сменивший тяжелый прорезиненный фартук на белый, с буквами «МПС» на поясе, неловко пронес стаканы мимо Новицкого, поставил их на столик, поклонился и попятился к двери:

– Приятного вам чаепития, господа хорошие, – еще раз поклонившись в дверном проеме, проводник исчез.

Выждав немного, Новицкий осторожно приоткрыл дверь: Ефим, стуча во все двери, радушно предлагал пассажирам чай.

– С чего вы взяли, Андрей Павлович, что он убийца? – помолчав, поинтересовался Витте. – Обыкновенный увалень. Безобразие, конечно, что таких берут, но…

– А как, по-вашему, должен выглядеть убийца? – усмехнулся Новицкий. – С наполовину обритой каторжанской головой и с топором за поясом? Я видел у него револьвер. И во время стоянки в Минске он снаружи заглядывал в ваше купе, сунув руку под фартук. Вы видели? Когда я с Матильдой Ивановной променад по дебаркадеру делал?

Витте развел руками:

– Вы знаете, я выходил из купе. Заглянул к профессору Мартенсу, побеседовали минут десять.

– Ваше счастье, Сергей Юльевич, – серьезно кивнул Новицкий. – Я думаю, что они придут нынче ночью. Почему? Да потому, что под утро мы будем на германской границе. Им нужно сделать свое дело и скрыться.

– Резонно, – согласился Витте. – И что будем делать?

Новицкий помолчал, прикидывая все за и против только что родившегося у него в голове плана.

– Поднимать тревогу сейчас и пытаться арестовать лжепроводников не имеет смысла, – медленно произнес он. – Что мы им предъявим? Наличие револьверов? У них может быть разрешение на оружие. Нужно брать с поличным, Сергей Юльевич. Скажите, Матильда Ивановна может нынче переночевать в купе с вашим внуком и бонной?

– Полагаю, что да. Левушка спит в своей колыбельке, один диван все равно пустует.

– А вы перейдете либо в купе к Мартенсу, либо переночуете с камердинером.

– С Матвеем? Позвольте, а вы, Андрэ?

– А я буду поджидать их здесь. Заберусь на багажную полку над дверью и… В общем, использую эффект неожиданности.

– Но… Но это же рискованно, Андрей Павлович! Их двое, а вы один. Может быть, мы вдвоем притаимся здесь, и…

– Это исключено, Сергей Юльевич! Вы ни в коем случае не должны подвергаться риску! И не беспокойтесь за меня: в конце концов, это моя служба… Это смысл того, зачем я с вами отправился.

Поупиравшись, Витте все же с Новицким согласился. И взял на себя к тому же непростые «переговоры» с супругой насчет временного расселения в другие купе. Уходя к Матвею, Витте перекрестил остающегося в засаде Новицкого, и тому едва удалось добиться от шефа согласия не высовываться, ежели что, из купе – пока все не кончится.

Оставшись в купе один, Новицкий тщательно подготовил «декорации»: уложил в постели Витте и его супруги саквояжи, корзинки и даже несколько шляп Матильды Ивановны, накрыл все это одеялами и придал «декорациям» вид спящих людей. А чтобы убийца не сомневался – куда стрелять – поставил в изголовье одного дивана стул с наброшенным на спинку парадным мундиром председателя Комитета министров. Второй диван был «декорирован» одним из платьев Матильды Ивановны. То и другое пришлось с боем и не без помощи Витте, вырвать у камердинера.

Критически осмотрев результаты своей работы, Новицкий на всякий случай вывернул электрическую лампочку из верхнего светильника, включенную настольную лампу прикрыл салфеткой. Проверил, закрыта ли защелка на двери и взгромоздился на багажную полку, стараясь не думать о том, каким язвительным насмешкам Матильды Ивановны он подвергнется завтра утром, если его опасения окажутся плодом излишней подозрительности и никакие убийцы к Витте не придут.