К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

Николас, изумленно разинув рот, уставился на картину и прошептал:

— Ну и ну! Как живой!

Потом вошел другой стражник — он что-то сказал первому. Нас грубо схватили за руки и повели через вторую, а потом через третью комнату, и в конце концов мы оказались в коридоре, который я узнал: здесь был зал Тайного совета. Мы подошли к двери, и стоящий перед нею охранник сказал:

— Оставьте только горбуна. Молодого велено отвести куда-нибудь, пока не выяснится, нужно ли вообще его допрашивать.

— Ну-ка ты, ты, пошли! — Стражник потянул Николаса за локоть, уводя его прочь.

— Мужайтесь, мастер Шардлейк! — успел крикнуть мне юноша.

Потом оставшийся на посту охранник постучал в дверь, и знакомый резкий голос произнес:

— Заходите.

Меня ввели внутрь. Стражник ушел и закрыл у меня за спиной дверь. В зале сидел лишь один человек: он занял кресло в середине стола рядом с канделябром. Этот человек посмотрел на меня суровыми, глубоко посаженными глазами на плоском лице над раздвоенной бородой. Уильям Пейджет, личный секретарь короля, собственной персоной.

— Мастер Шардлейк, — устало вздохнул он и покачал головой, — сколько хлопот вы мне доставляете именно сейчас, когда и без того полно других дел…

Я посмотрел на него и тихо проговорил:

— Значит, за всем этим стоите вы.

Мой голос звучал сипло и глухо, а лицо у меня еще сильнее распухло от удара локтем.

Уильям Пейджет остался по-прежнему бесстрастным и лишь уточнил:

— За всем — это за чем же именно?

Безрассудно, уже без всякой почтительности, я ответил:

— За убийством тех анабаптистов. За кражей… рукописи. За слежкой, которую установили за мной в последний год, — уж не знаю, с какой целью. Да и не все ли теперь равно…

Я жадно глотнул воздуха, и мой голос прервался, когда у меня перед глазами снова возникла страшная картина: вот истекающего кровью Барака бросают в мусорную кучу.

Королевский секретарь пристально посмотрел на меня. У него был дар сидеть неподвижно, сосредоточенно, как кошка, следящая за своей жертвой.

— За убийством? — переспросил он тоном одновременно предостерегающим и осуждающим. — Те люди были еретиками, а также изменниками, которые с радостью лишили бы жизни меня, или короля, или вас, если уж на то пошло, чтобы продвинуть свои дикие, извращенные идеи. Их смерть была легче, чем они того заслуживали: негодяев следовало сжечь на костре. Впрочем, они были глупы. Когда шпионы, работающие среди радикалов, предупредили меня о гнезде анабаптистов в Лондоне, моему человеку, Кёрди, не составило труда внедриться к ним. Теперь среди заговорщиков оказался мой верный слуга, которого убили, — вот это действительно было убийство . — Пейджет хмуро сдвинул свои густые брови.

— Его закололи в стычке.

— Да. Один из людей Ричарда Рича. — Сэр Уильям презрительно махнул рукой. — Я знаю, Рич охотился за тем, что перед сожжением написала Энн Аскью. Полагаю, сейчас рукопись уже у Джона Бойла. — Впервые он рассмеялся, сверкнув на удивление белоснежными зубами на фоне грубой русой бороды. — Она в любой момент может вернуться в виде книги, чтобы стать кошмаром сэра Ричарда.

— Это вы подкупили слугу Рича, — сказал я.

Пейджет чуть пошевелился, устраиваясь в кресле поудобнее.

— Я слежу за теми, кто служит высоким лицам королевства, и иногда нахожу среди них энергичных людей, которых можно уговорить работать на меня и получать двойной доход. Хотя организовать слежку за вами, Шардлейк, — это была та еще морока, пустая трата талантов Стайса, так я долгое время думал. Там и обнаружить-то ничего не удавалось. До тех пор, пока, — королевский секретарь склонился над столом, нахмурившись, и его тон стал угрожающим, — пока не настал июль. — Он помолчал, а потом проговорил медленно, взвешивая каждое слово: — Вы только что упомянули про некую рукопись. Что вы имели в виду?

Я ничего не ответил. Это было досадной оплошностью с моей стороны, нужно было следить за собой. Я ждал, что Пейджет продолжит расспросы, но он только цинично улыбался.

— «Стенание грешницы», — наконец проговорил он, — сочинение ее величества королевы Екатерины Парр.

Я аж рот разинул от изумления.

— Да, мастер Шардлейк, — продолжал Уильям, — это я сделал так, что рукопись забрали у еретика Грининга, как только Кёрди донес мне, что тот вероломный стражник принес ее в их кружок.

Я на мгновение закрыл глаза, а потом, понимая, что терять уже все равно нечего, сказал:

— Вы похитили ее, несомненно, чтобы использовать в своих целях в борьбе за власть. Вы выжидали, подобно Ричу, какой подует ветер, падет ли королева и удастся ли миссия Бертано, держа «Стенание грешницы» про запас, да? Берегитесь, мастер секретарь, как бы король не узнал, что вы утаивали от него рукопись!

Я говорил опрометчиво, не думая об опасности.

— Вы забываетесь! Следите за речью, когда разговариваете со мной, мастер законник! — рявкнул Пейджет. — Помните, кто перед вами и где вы находитесь.

Я уставился на него, тяжело дыша. Он наклонил голову.

— Вы правы: Генрих любезно принял посланника из Рима, но, похоже, заключение мира с его святейшеством, как папа римский себя величает, требует отказа от главенства над Церковью в Англии, которое дано королю Богом. Разумеется, сие неприемлемо. Бертано пока еще здесь, но, я думаю, ему пора возвращаться к своему хозяину. Откуда вы узнали о его приезде? — резко спросил сэр Уильям.

— Анабаптистов подслушали, — спокойно ответил я. — Вы негодяй, заставили убить столько простых людей ради удовлетворения собственных амбиций!

— Полагаете, причиной всему мои амбиции, да? — прошипел Пейджет.

— Да.

И тут, к моему удивлению, королевский секретарь мрачно рассмеялся и встал.

— Думаю, настала пора вам увидеть то, о чем вы никогда не догадывались, мастер умник. Даже Стайс ничего об этом не знает. — Он поднял канделябр со свечами и прошел к двери. — Следуйте за мной, — велел он, властным мановением руки распахнув дверь.

Я медленно встал.

— Пойдем с нами, — сказал Пейджет стражнику.

Тот занял позицию рядом со мной, а Уильям открыл дверь напротив. Я оказался в темной галерее, полной прекрасных ароматов, как и галерея королевы, — только эта была шире и вдвое длиннее. Когда мы шли по тростниковой циновке, наши шаги не производили шума, а канделябр со свечами, который нес в руке Пейджет, выхватывал на стенах гобелены и картины, еще более великолепные, чем я видел раньше, мраморные колонны и постаменты с гигантскими вазами, прекрасными моделями кораблей и инкрустированные драгоценными камнями ларцы, внутри которых бог знает что хранилось. Я понял, что это, должно быть, личная галерея Генриха, и задумался, почему все ее содержимое не перевезли в Хэмптон-Корт. Мы прошли мимо огромного боевого знамени с королевскими лилиями — несомненно, это был французский штандарт, захваченный при взятии английскими войсками Булони. На нем виднелись темные пятна. Кровь, понял я, и снова вспомнил, как взлетела в воздух отрубленная рука Барака. Я подскочил, когда какое-то маленькое существо пробежало вдоль стены. Крыса. Пейджет нахмурился и пролаял охраннику: