Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Намек не ускользнул от Мэтью. Значит, если тюремщик намеренно ослаблял удары — во что страдающему Мэтью верилось с большим трудом, — это могло быть следствием влияния миссис Воган?

— Понимаю, — сказал он, хотя сейчас голова его соображала туговато.

— Нам пора! — нетерпеливо позвал Бидвелл. — Всего доброго, мадам!

— Так вы окажете нам честь своим визитом в четверг вечером? — Миссис Воган явно была не из тех, кто поддается давлению, хотя сама очень даже могла надавить на собеседника. — Обещаю немало для вас интересного.

В настоящее время ему и думать не хотелось о каких-либо званых ужинах, однако он знал, что к четвергу от нынешней боли останется только тяжкое воспоминание. Кроме того, его заинтриговали манипуляции этой особы. С какой целью она постаралась смягчить его наказание? Мэтью кивнул:

— Ладно, я приду.

— Превосходно! Значит, в шесть часов. Я пришлю за вами своего супруга.

Она сделала быстрый реверанс и удалилась, после чего Мэтью наконец-то присоединился к остальным.

Пока экипаж со скрипом катил по ухабистой улице Мира, Бидвелл с интересом наблюдал за тем, как Мэтью старается не касаться плечами спинки сиденья. При этом Бидвеллу никак не удавалось стереть с лица довольную улыбку.

— Надеюсь, это излечит тебя от недуга!

Мэтью пришлось заглотить крючок.

— О каком недуге речь? — спросил он.

— О нездоровой привычке совать нос куда не следует. В этот раз ты еще легко отделался.

— Возможно.

— Не возможно , а точно ! Я видел, как Грин может пороть. Он тебя пощадил, иначе ты бы сейчас истекал кровью и рыдал взахлеб. — Он пожал плечами. — Но Грин не в ладах с Хэзелтоном, потому тебе и повезло. Господин судья, могу я рассчитывать на вынесение приговора уже сегодня?

— Только не сегодня, — последовал хриплый ответ. — Я еще должен изучить протоколы.

Бидвелл насупился.

— Хоть убейте, не представляю, что еще там можно изучать!

— Это вопрос объективности, — сказал Вудворд.

— Объективность?! — Бидвелл зло хохотнул. — Вот так наш мир и докатился до нынешнего состояния!

Мэтью не смог промолчать:

— Вы о чем, сэр?

— Я о том, что некоторые путают нерешительность с объективностью, и благодаря этому Дьявол вертит добрыми христианами, как ему вздумается! — Глаза Бидвелла блеснули, как пара клинков, вызывая Мэтью на спор. — Если и дальше потакать Злу, весь этот мир пойдет прахом уже через полсотни лет! Нам придется баррикадировать свои двери и окна против сатанинских полчищ! Но мы ведь будем объективны , не так ли, и потому оставим на своем крыльце таран для их удобства!

— Вы не иначе как наслушались речей пастыря Иерусалима, — заметил Мэтью.

— Ха! — Бидвелл презрительно отмахнулся. — Много ли ты знаешь об этой жизни? Гораздо меньше, чем тебе кажется! Кстати, можешь посмеяться над собой, писарь: твоя теория насчет Алана Джонстона оказалась такой же увечной, как и он сам! Прошлым вечером он приходил в мой дом и показывал свое колено!

— Правда? — Мэтью взглянул на Вудворда для подтверждения.

Судья кивнул и почесал свежий москитный укус на своей небритой щеке.

— Я видел его колено вблизи. Джонстон никак не может быть человеком, похитившим твою золотую монету.

— Вот как? — Мэтью сдвинул брови.

Его гордости был нанесен удар, особенно болезненный после вполне убедительных объяснений Николаса Пейна касательно его борьбы с пиратами и курения на испанский манер. И сейчас Мэтью чувствовал себя как судно без руля, дрейфующее в открытом море. Он было начал фразу словом «Хотя…», но замолк, не зная, что сказать дальше.

— Будь я хотя бы вполовину таким умным, каким ты воображаешь себя, я мог бы создавать проекты новых кораблей даже во сне! — добавил Бидвелл.

Мэтью не ответил на издевательский выпад, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы уберечь израненные плечи от контакта со спинкой. Наконец Гуд остановил экипаж перед особняком, и Мэтью первым сошел на землю. Затем он помог судье, при этом обнаружив, что руки у него горячие и липкие — верный признак лихорадки. И еще он впервые заметил ранки над левым ухом Вудворда.

— Я вижу, вам пускали кровь.

— Дважды. Горло болит по-прежнему, но дышать стало немного легче.

— Этим вечером Бен сделает ему третье кровопускание, — сказал Бидвелл, в свою очередь вылезая из экипажа. — А до того времени, надеюсь, судья займется своим, так сказать, изучением?

— Это я и планировал, — сказал Вудворд. — Мэтью, у доктора Шилдса наверняка найдется что-нибудь для заживления ран. Не стоит ли обратиться к нему?

— Э-э… прошу прощения, сэр, — подал голос Гуд со своего места на козлах. — Я могу, если угодно, предложить вам остужающий бальзам, который помогает в таких случаях.

— Это было бы неплохо, — сказал Мэтью, сообразив, что как раз у рабов скорее всего найдется эффективное снадобье от последствий порки. — Спасибо.

— Да, сэр. Я схожу за бальзамом сразу после того, как поставлю повозку в сарай. Или можете проехаться со мной, коль есть желание.

— Гуд, ему не с руки посещать невольничий квартал! — отрезал Бидвелл. — Он подождет тебя в доме!

— Минутку, — ощетинился Мэтью, которого задело, что Бидвелл принимает решения за него. — Я поеду с тобой.

— Не советую спускаться в ту клоаку, юноша! Там все провоняло насквозь!

— Да я и сам не особо благоухаю, — напомнил ему Мэтью и залез обратно в экипаж. — Хорошо было бы принять теплую ванну после завтрака. Можно это устроить?

— Я распоряжусь на сей счет, — пообещал Бидвелл. — Поступай, как знаешь, но если спустишься туда, потом будешь жалеть.

— Спасибо за заботу. Господин судья, могу я посоветовать вам как можно скорее лечь в постель? Вам необходим отдых. Ну все, Гуд, поехали.

— Слушаюсь, сэр.

Гуд щелкнул вожжами, издал негромкий понукающий звук, и упряжка возобновила движение.

Улица Мира тянулась мимо особняка Бидвелла до конюшни и невольничьего квартала, занимавшего участок земли между собственно Фаунт-Ройалом и приливными болотами. Мэтью отметил, что хотя Бидвелл употребил применительно к этому кварталу слово «спускаться», на самом деле улица располагалась на абсолютно ровной местности, без подъемов и спусков. Конюшня была построена капитально и сияла свежей побелкой, а вот жалкие некрашеные лачуги рабов, казалось, дышали на ладан уже с первого дня их существования.

За пределами квартала, насколько мог разглядеть Мэтью, улица Мира превращалась в песчаную тропу, петлявшую меж редких сосен и замшелых дубов вплоть до сторожевой вышки. Там наверху под тростниковым навесом сидел дозорный, поставив ноги на перекладину и озирая морской простор. Занятие скучнее трудно себе представить, подумал Мэтью. Однако следовало признать, что в нынешние времена пиратских рейдов — да еще при опасном соседстве испанских владений — такие предосторожности были отнюдь не лишними. Видимый ему далее за вышкой участок земли — если это можно было приравнять к твердой земле — зарос высоченной травой, наверняка скрывавшей грязевые топи и трясины.