Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Но вот что так потрясло Мэтью в первую очередь: жилище Линча являло собой образец аккуратности.

Одеяло на застеленной лежанке было расправлено ровно, без единой складочки; на ночном горшке — ни пятнышка, так же как на кастрюлях и прочей посуде. На стекле лампы не было и следов копоти. Пол и стены были недавно вымыты, и в доме еще пахло дегтярным мылом. Мэтью подумалось, что упавшую на этот пол еду можно поднять и сразу отправить в рот без риска, что к ней пристанет какая-нибудь соринка. Столь идеальный порядок напугал Мэтью еще больше, чем хаос в доме Уинстона, по одной простой причине: как и в случае с Уинстоном, крысолов явно был не тем человеком, каким он себя изображал на людях.

— Ну и дела, — произнес Мэтью дрогнувшим голосом. Сквозь дверной проем он еще раз взглянул в сторону городского центра, но улица Усердия, по счастью, оставалась пустынной. Тогда он продолжил обследование этого места, которое снаружи выглядело как убогая халупа, но внутри оказалось воплощением… Мэтью затруднился с подбором термина… может, «самоконтроля»?

Налицо была прямо-таки маниакальная одержимость чистотой, с чем он ранее не сталкивался. Единственным диссонансом выглядели четыре грязных башмака, которые Мэтью посчитал частью крысоловного костюма Линча. И, раз уж на то пошло, он решился усугубить незаконное проникновение столь же незаконным обыском.

В сундуке лежала чистая и тщательно свернутая одежда: рубашки, бриджи, чулки. На столе, помимо лампы и свеч, находилась небольшая шкатулка из слоновой кости. Открыв ее, Мэтью увидел огниво и ровные — как у солдат на параде — ряды серников. В ларе, занимавшем один из углов комнаты, он обнаружил запас солонины и кукурузных початков, два горшка — с мукой и зерном соответственно, — по бутылке рома и вина, а также много другой провизии. На письменном столе лежали глиняная трубка и пакет с табаком. Здесь же были чернильница, перо и несколько приготовленных для письма листов бумаги. Выдвинув верхний ящик стола, Мэтью увидел еще одну чернильницу, стопку бумаги, кожаный кошелек и — кто бы мог подумать? — книгу.

Она была тонкой, но изрядно зачитанной и побывавшей в странствиях, судя по истрепанному переплету. Мэтью бережно открыл ее на титульном листе — готовом рассыпаться от прикосновения его пальцев — и озадачился еще больше. Хотя буквы сильно выцвели, название было еще различимо: «Жизнь фараона, или О чудесах Древнего Египта».

Мэтью было известно, что интерес к египетской культуре, восходящий к библейскому жизнеописанию Моисея, был очень велик в определенных кругах английского и в целом европейского общества — прежде всего среди представителей благородных сословий, у которых обилие свободного времени сочеталось со склонностью к теоретизированию и досужим рассуждениям о том, что могла представлять собой эта загадочная цивилизация. Мэтью ничуть не удивило бы присутствие данной книги в библиотеке Бидвелла — причем ни разу не открытой, только напоказ, — но казалось совершенно невероятным, чтобы какой-то крысолов увлекался историями о фараонах, пусть и занятно изложенными. Мэтью собрался было пролистать книгу, дабы получить представление о ее содержимом, но страницы настолько обветшали, что он решил ограничиться поверхностным осмотром. На данный момент ему достаточно было знать, что Гвинетт Линч совсем не тот, за кого себя выдает.

Но если так… то кто же он такой?

Мэтью закрыл книгу и спрятал ее в ящик стола, убедившись, что она лежит точно так же, как прежде, — у него было такое чувство, что Линч заподозрит неладное, окажись она сдвинутой хоть на волосок. Затем настала очередь кошелька. Раскрыв его, Мэтью нашел внутри какой-то маленький предмет, завернутый в коричневую ткань и перевязанный бечевкой. Становилось все интереснее. Однако проблема была не в снятии бечевки, а в том, чтобы впоследствии завязать ее точно таким же узлом. Стоит ли это затраченных усилий и времени?

Мэтью решил, что стоит.

Он осторожно развязал бечевку, запоминая особенности узла. Потом развернул ткань.

Это было ювелирное изделие: округлая золотая брошь, но без крепежной булавки. Мэтью поднес ее к солнечному свету… и остолбенел, созерцая синее пламя в глубине крупного — величиной с ноготь большого пальца — сапфира.

Волосы встали дыбом у него на затылке, глаза чуть не вылезли из орбит. Он быстро оглянулся, но в дверном проеме никого не было.

Линч — или человек, называвшийся этим именем, — по-прежнему отсутствовал. И никто не шел в сторону дома, насколько можно было видеть оттуда, где стоял Мэтью. Однако не приходилось сомневаться в том, что, если Линч застанет его здесь с этой баснословной драгоценностью в руке, жизнь Мэтью продлится не дольше, чем жизнь какой-нибудь крысы, трепыхающейся на кровавом лезвии остроги.

Пора было убираться отсюда. Уносить ноги, пока не поздно.

Но сначала надо было правильно завернуть брошь, спрятать ее в кошелек, а сам кошелек вернуть туда же — точь-в-точь на то же место, — где он лежал ранее. У Мэтью дрожали руки, притом что четкость движений сейчас была особенно важна. Закончив возню с кошельком, Мэтью задвинул ящик, сделал шаг назад и вытер потные ладони о штанины.

В столе имелись и другие ящики, которые тоже не мешало бы обследовать, как и пространство под лежанкой, да и прочие закоулки в доме, но лучше было не испытывать судьбу. Он вернулся к двери и уже собирался ее закрыть, когда вдруг с ужасом заметил, что дотоле чистейший пол испачкан грязью, занесенной им со двора.

Он нагнулся и попробовал собрать грязь рукой. В этом он отчасти преуспел, но полностью скрыть следы не удалось. Без сомнения, Линч сразу поймет, что здесь побывал незваный гость.

Вдали зазвонил колокол. Мэтью, в этот момент послюнявленным рукавом стиравший очередное пятно, догадался, что дозорный на вышке сигнализирует о чьем-то прибытии. Он уже сделал все, что мог. В конце концов, немного уличной грязи — это пустяк по сравнению с кишками и кровью, которые могут загадить весь пол, если внезапно объявится Линч. Распрямившись, Мэтью быстро вышел наружу, закрыл дверь и опустил щеколду.

Когда он зашагал обратно по улице Усердия, колокольный звон стих. Видимо, ворота Фаунт-Ройала открылись. Хоть бы это приехал врач, лечебные методы которого включают больше медикаментов и меньше кровопусканий!

Солнце грело ему лицо, а спину ласкал ветерок, однако Мэтью чувствовал себя так, словно брел сквозь тьму и холод. Тот сапфир стоил целого состояния, но тогда почему Линч перебивался жалкими грошами, истребляя крыс? И почему он так ухищрялся, скрывая свою истинную сущность завзятого аккуратиста под личиной грязнули и неряхи? Да и своему дому, похоже, он умышленно придал столь неказистый внешний вид, не пожалев для этого сил и времени.