Клэр Уитфилд - Падшие люди

Именно эти тревожные вопросы побудили меня собирать в альбом газетные статьи об убийствах, вести свое собственное расследование. Возможно, пока это пустое занятие, но не исключено, что в какой-то момент оно обретет смысл. Разве не так делаются все научные открытия? Я не сообщила своему врачу, что вняла его совету и веду дневник, однако я еще не закончила свою мысль.

– В юности мы только и слышим: сидите за запертыми дверями, не суйтесь по ночам на улицу. Мы воспитаны на сказках о кровожадных чудовищах, поджидающих нас за каждым поворотом. Однако если женщина осмеливается думать, ищет способы защитить себя, собирая информацию о том самом чудовище, что охотится за ней, общество взирает на нее с омерзением. Какими мужчины хотят видеть женщин, а, доктор? Лично я не знаю.

– Миссис Ланкастер, вы закончили? – спросил он.

– Доктор Шивершев, а вы вообще слышите , что я вам тут вещаю?

– Между прочим, вы были превосходной медсестрой.

– В самом деле? Вы никогда ничего такого не говорили.

– Это подразумевалось само собой, как «спасибо» в испанском языке.

– Как это?

– Я всегда просил, чтобы прислали вас.

– Просили прислать меня? Мне казалось, вы даже имени моего не знаете.

– Я и не знал. Просил, чтобы прислали рослую медсестру.

– Значит, поэтому мне доставались самые тяжелые смены – ночные?

– Да. Дневное время я стараюсь освобождать для приема пациентов своей частной практики, а ночи, бывает, подбрасывают весь спектр человеческих состояний.

– Да уж. Ночи и впрямь были неординарны в своем разнообразии. Что ж, теперь все стало на свои места. А то я думала, что это Матрона меня наказывает.

– Я – иудей. – Доктор Шивершев смотрел на меня сквозь очки, заодно проверяя на свету, чистые ли стекла.

– Что, простите?

– Вы спросили, методист я или приверженец Армии спасения. Я – иудей. Мама моя была иудейка, отец исповедовал русское православие. Но в доме именно мама принимала такие решения, и в религии она знала толк. Снимите, пожалуйста, головной убор. – Он положил очки на стол и небрежным жестом показал на мой капор.

– О, – в очередной раз окнула я, внутри вся корчась и сворачиваясь, как пожираемый огнем лист. Сняла капор и положила его на край его стола. Содрогнулась, почувствовав его ладони на своем затылке. Большими пальцами упираясь в края моего подбородка, остальными он ощупывал шею.

– У вас бывают боли в затылке или в шее? Вас недавно били, вы падали? – осведомился он.

– Нет.

Его пальцы наткнулись на рубец под волосами.

– А это что такое?

– Налетела на комод и головой врезалась в висевшее над ним зеркало. По глупости. Забыла, что оно там стоит.

– Вы испытывали головокружение, когда это случилось?

– Нет-нет. Все дело в моей неуклюжести, – рассмеялась я.

Доктор Шивершев вернулся к столу и сел. Кресло застонало под его тяжестью. Он немного уступал мне в росте. Пожалуй, был даже кряжист, имел широкие плечи и кривые ноги. Наверно, ест как лошадь, подумалось мне, если перед ним ставят пищу, но спокойно голодает, когда предоставлен сам себе. На еврея он похож не был, хотя, с другой стороны, я знала только уайтчепелских евреев, а тех легко можно было отличить по одежде. Своей непродуманной попыткой завязать разговор я его обидела; надо исправлять положение.

– Та книга с золотой надписью на корешке… она на иврите? Я видела подобные в Уайтчепеле. О чем она? – с энтузиазмом начала я, желая доказать ему, что я не националистка.

– Это книга по медицине, миссис Ланкастер. Издана на русском языке.

– «Роберт» вроде бы не очень русское имя. – Да и не еврейское, пожалуй.

– Буква «В» на табличке с моей фамилией означает «Василий», но, учась в пансионе, я, естественно, не хотел, чтобы меня забили там до смерти, и потому взял имя Роберт.

– Почему именно Роберт?

– В честь Роберта Брюса [15] Роберт Брюс по прозвищу Освободитель (1274–1329) – шотландский король с 1314 г. Его победа над войсками английского короля Эдуарда II обеспечила Шотландии независимость с 1328 г. . Не мог заставить себя называться английским именем, вот и обошелся этим. Полагаю, вы догадываетесь, что, кроме вас, меня никто никогда об этом не спрашивал. Вы – первая. Вы всегда такая пытливая?

– Да! Бабушка во мне это терпеть не могла. Ребенком я засыпала ее своими «почему» по любому поводу. Никогда не могла принимать что-то просто на веру. Она говорила, мое любопытство сводит ее с ума.

– Могу себе представить. Вы носите тяжести одной рукой, я прав?

– Бабушка обычно опиралась на меня при ходьбе.

– Вы сознаете, что кособочитесь на одну сторону?

– Да. Из-за того, что она была маленького роста.

– Вы до сих пор ее водите?

– Нет, она умерла, – рассмеялась я, второй раз за время приема продемонстрировав неадекватную реакцию. В карих глазах врача блеснуло недоумение, и я поспешила объяснить: – Это позволило мне стать медсестрой. Будь она еще жива, я до сих пор загнивала бы в Рединге, кособочась на одну сторону и умирая от скуки. Она скончалась от лихорадки. Довольно неожиданно. Болела-то она давно, но доктор считал, что она переживет нас всех. – Так и было, я не преувеличивала.

– Вам необходимо следить за осанкой, а то позже возникнут проблемы со спиной.

Доктор Шивершев глянул на мой капор, сигнализируя, что прием окончен. Еще раз посмотрел на него и перевел взгляд на меня, словно требовал, чтобы тот запрыгнул мне на голову.

– Миссис Ланкастер, у вас ко мне что-то еще? Я не пользуюсь репутацией блестящего собеседника, а за свои консультации беру почасовую оплату, так что, ради экономии денег мужа, лучше переходите сразу к делу.

Что ж, значит, к делу. И я сказала ему про Мейбл. Доктор Шивершев заявил, что девушки такой не знает, но он лгал: на Мейбл все мужчины обращали внимание. Я объяснила про офицера, побои, ребенка, хозяина лавки и его жестокосердную жену, – пожалуй, в несколько театральной манере, да и рассказ мой больше походил на сценку из представления Панча и Джуди. Доктор Шивершев слушал меня со скучающим выражением на лице, вообще никак не реагировал. Я не могла понять, находят ли несчастья Мейбл отклик в его душе или, когда я закончу, он заорет на меня.

– Почему вы обратились с этим ко мне? – наконец спросил доктор Шивершев. – Вы же знаете: то, о чем вы просите, незаконно.

Ответа у меня не было. А что я могла сказать? Что, по словам моего мужа, он питает слабость к шлюхам и абортам?

– Я видела вас в Чесоточном парке, и мне показалось, что вы не чужды сострадания. Вот и решила рискнуть. – Охваченная паникой, я с ходу прибегла к лести. Доктор Шивершев молчал. – Как вы поступите? Вышвырнете меня, вычеркнете из списка своих пациентов? Это небольшая цена в сравнении с той, какую должна заплатить Мейбл. Не вы, так кто-то другой согласится. Поспрашиваю, найду кого-нибудь.