Клэр Уитфилд - Падшие люди

Было еще довольно светло, когда на пороге его кабинета появилась Смуглая Энни. Увидев ее сгорбленную стыдливую фигурку, он внутренне ожесточился – догадывался, что сейчас последует просьба. Энни в его заведении была частой постоялицей, регулярно платила как минимум за три ночи в неделю. Где она пропадала в остальные, он не знал; наверно, как и большинство ей подобных, ночевала под открытым небом.

Не сказать, что Смуглая Энни ему не нравилась. Она была воспитанна, учтива, даже складно говорила. Он слышал, что отец ее был караульным, а сама она когда-то была замужем за извозчиком, но тот умер. От Энни веяло некой зловещей меланхолией, словно она давно уже превратилась в бесплотный дух, застрявший в земной оболочке. Донован просто диву давался, что она все еще жива, – это было выше всякого разумения. Энни была больна, и ей становилось только хуже, что он отмечал каждый раз, когда встречал ее. Наверно, ей было лет сорок пять, но выглядела она старше. Лицо удлиненное, с грустными глазами, на которые нависали веки; походка медленная, неуклюжая. Энни любила выпить, но в состоянии опьянения вела себя более чем пристойно и оттого не вызывала омерзения, как многие другие. И вот сейчас она стояла в дверях его кабинета. Доновану, естественно, была ясна причина ее визита.

– Добрый день, Энни, – поприветствовал он ее.

– Добрый день, мистер Донован, – поздоровалась она, кашляя в пожелтевший муслин.

Мистер Донован развернулся на стуле к ней лицом, но решил не спрашивать, что ее привело к нему, – пусть сама выпутывается.

– Мистер Донован, вы ведь знаете, что я исправно плачу за ночлег. Мне известны ваши условия, и я всегда снимаю двуспальную кровать, но сейчас мне нездоровится, мистер Донован. Приболела я.

– Приболели, Энни?

– Сегодня я была в лазарете. Мне дали таблетки… вот, смотрите. – Энни вытащила бумажный конвертик и протянула его Доновану, так, чтобы он увидел штамп: Суссекский полк, Лондон.

– Понятно. Надеюсь, лекарство тебе поможет. – Донован повернулся к столу, но Энни прошла чуть глубже в его тесный кабинет.

– Вы позволите мне посидеть немного на кухне, у очага?

– Конечно, Энни, – разрешил Донован.

– Благодарю. – Она направилась из кабинета.

– У вас есть несколько часов до того, как я пошлю сторожа собирать плату. Грейся, Энни, грейся.

Она остановилась, но не повернулась и ничего не сказала. А в следующее мгновение медленно потащилась вниз по лестнице к кухне. Они оба знали, что у нее не хватило духу изложить свою просьбу.

Вскоре после полуночи Донован выглянул в окно и увидел, что Смуглая Энни и с ней еще двое покидают кухню. Он испытал облегчение, что его удивило. Он был рад, что у Энни хватило достоинства из уважения и к себе, и к нему воздержаться от унизительного упрашивания.

Примерно в два часа ночи Донован послал на кухню помощника собирать плату за ночлег. Как всегда, эта процедура сопровождалась стенаниями и ворчанием. Донован зацокал языком, качая головой: почему-то для ночлежников сбор платы каждый раз являлся большим сюрпризом. Он никак не ожидал снова увидеть Смуглую Энни. Она перегораживала ему проход. Он чуть из штанов не выпрыгнул от удивления.

– Господи помилуй, Энни, в чем дело? – спросил он.

– Вы же знаете, я всегда плачу исправно. Обычно у меня всегда есть деньги на ночлег, но сегодня мне нездоровится. Мистер Донован, прошу вас, поверьте мне хотя бы один раз, пустите переночевать в долг.

– Энни, на пиво ты ведь нашла деньги, да? Сколько ты сегодня потратила на выпивку? Хватило бы на ночлег? На твою двуспальную кровать? Значит, на спиртное деньги ты можешь найти, а на ночлег – нет?

Донован ждал, что Энни начнет с ним спорить. Но она лишь вздохнула и попросила:

– Мистер Донован, если можно, оставьте номер 29 за мной, прошу вас. Я скоро вернусь. – И она снова поплелась прочь.

Энни ковыляла к церкви Христа в Спитлфилдсе. Она точно знала, куда идет, подумала про то местечко еще вечером, когда в первый раз не решилась попросить Донована, чтобы он пустил ее переночевать бесплатно. Она догадывалась, какой получит ответ. Энни пробиралась к Ханбери-стрит. Эту улицу она знала хорошо, уверенно ориентировалась даже в темноте. Здесь было полно захудалых домов. В каждом – по семь-восемь комнат, и в каждой комнате обитала как минимум одна семья. Общие площади – лестницы, дворы, коридоры – были открыты круглые сутки, на появление и уход бродяг и бездомных никто не обращал внимания.

Энни страдала чахоткой. Болезнь с каждым днем прогрессировала, боли и жар мучили все сильнее. Бог даст, скоро все закончится. В другой жизни, надеялась она, не будет страха, одиночества и, конечно же, рома. На том свете она воссоединится с Джоном, со своими детьми, с братьями и сестрами. Смерть избавит ее и от тяги к спиртному, она наконец-то будет свободна.

Энни понимала, что ей следовало настойчивее просить о ночлеге, но, дочь солдата, она не могла заставить себя молить о милости. Даже теперь, когда все кости болели, руки и ноги тряслись. Но по крайней мере из-за жара она не чувствовала холода. Она толкнула незапертую калитку в один из дворов на Ханбери-стрит и обрадовалась, увидев, что местечко, которое она приглядела, никем не занято. Несколько часов оно будет принадлежать ей одной.

Я кричала во сне, и меня разбудила Сара, громко колотя в запертую дверь моей спальни.

Мне приснилось, что я лежу на полу экипажа. Должно быть, я в нем уснула, или, может быть, Томас ударил меня слишком сильно, и я потеряла сознание. Я не запаниковала, как в тот первый раз, когда Томас сдавливал мне шею, пока я не лишилась чувств. Можно сказать, привыкла. Кожу лица стягивала засохшая кровь. Пальцами я смахнула бурые хлопья и потрогала новую рану на распухшей губе.

Я смотрела на крышу экипажа, на его черные стенки. На улице было еще темно. Мы ехали по ухабистой дороге. Чтобы не упасть, я схватилась руками за оба сиденья и поняла, что Томаса рядом нет. Он бросил меня в экипаже одну. Но куда же я еду?

Я села на полу. В окно я увидела темно-синее небо и черные сучья деревьев, похожие на кривые пальцы. Меня везли из Лондона, но куда? Я поднялась на четвереньки; экипаж набирал скорость, подскакивая на ухабах. Это были проселочные дороги, а не городские улицы. Карету швыряло из стороны в сторону, и я изо всех сил старалась не завалиться на бок. Что за извозчик! Бесшабашный идиот! Надо сказать, чтобы вез меня домой, в Челси. Я вытянула руку и кулаком ударила в крышу. В ответ – такой же удар сверху.

– Эй! – крикнула я, но никто не отозвался.