Клэр Уитфилд - Падшие люди

Я остановилась. Миссис Уиггс фактически призналась, что это она столкнула меня с лестницы, причем не с целью убить или причинить вред, а из страха, что в моем чреве зреет плод.

– Об этом уже можно не волноваться, – ответила я, не оборачиваясь, и шагнула на улицу.

– Не каждой женщине дано стать матерью, – заметила она. – Это требует огромного самопожертвования. Некоторые женщины на такое просто не способны.

И тогда я обернулась. Она улыбалась мне. Такого выражения на ее лице я еще не видела. К лошади и сове теперь добавилась кичливая кошка, которая кривила губы в торжествующей самодовольной ухмылке, словно она выиграла это конкретное сражение и уверена, что победа всегда будет оставаться за ней.

Элегантная экономка доктора Шивершева слишком быстро поднималась по лестнице, я едва за ней поспевала.

– Вам повезло, что он живет здесь. – Судя по голосу экономки, одышка ее совсем не мучила.

Мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от нее. Я пыхтела и отдувалась, а ведь она, должно быть, вдвое старше меня.

– А он здесь живет?

– Ему принадлежит все здание, остальные комнаты он сдает. Вообще-то, у него несколько домов, но живет он здесь, на верхнем этаже. Вы не поверите, но доктор – самый настоящий биржевой делец. Говорит, что надо инвестировать в фабричное производство. Вечно читает мне лекции о том, что англичане слишком много импортируют и не развивают собственную промышленность. Не слышали его напыщенных рассуждений о неэффективной системе технического образования, о том, что англичане почему-то одержимы инвестициями в зарубежных странах?

Я покачала головой, не в силах вставить ни слова.

– Значит, вам повезло, дорогая. Да, живет он скромно, он не из тех людей, кто сорит деньгами. Будь его воля, весь дом вместо мебели был бы заполнен только его инструментами да теми жуткостями, что он неустанно коллекционирует. Да вы и сами видели его кабинет. Теперь принято жить в одном месте, работать – в другом, но он не сторонник этих новых веяний. Считает, что грех впустую тратить на дорогу драгоценное время.

Экономка обернулась, очаровательно улыбнулась мне.

– Господи, совсем вас заболтала! Он сказал, что должен вас принять, и я внесла изменения в его расписание, чтобы выкроить время для вас. Но прошу вас учесть, миссис Ланкастер, времени у него не много.

Я кивнула, остро сознавая, что хватаю ртом воздух, словно бежала стометровку. А экономка ничуть не устала. Я заметила, как она, увидев испарину над моей верхней губой, изменилась в лице. Казалось, ей неловко в моем присутствии. Вероятно, что-то в моем облике ее настораживало. Утром я смотрелась в зеркало и обратила внимание, что у меня круги под глазами, кожа лица сухая и посеревшая, шишка на лбу все еще зеленая. Я обеспокоилась, что слишком много времени провожу в одиночестве и непроизвольно шевелю губами, ведя воображаемые споры, из которых всегда выхожу победителем, а рядом нет никого, кто указал бы мне на мои чудны́е привычки.

Экономка распахнула дверь, и я увидела за столом доктора Шивершева. Он крутился на месте, вертя головой, словно пытался прихлопнуть муху, но никак не мог ее поймать.

– Входите, садитесь, миссис Ланкастер.

Его экономка раздраженно покачала головой. Видно было, что она устала от постоянного тесного общения с доктором. Она затворила за собой дверь, а я приблизилась к столу.

– Секунду назад я держал в руке обе перчатки. А сейчас одна куда-то запропастилась. Бред какой-то, абсурд, – произнес доктор Шивершев с таким видом, будто ожидал, что его взгляд вот-вот наткнется на парящую в воздухе пропажу.

Заметив перчатку на полу, я подняла ее и отдала ему.

– О! Спасибо. Прошу вас, садитесь. Полагаю, Ирина вас предупредила…

– Что у вас мало времени. Да, я понимаю.

Когда я отдавала ему перчатку, наши взгляды встретились. Он смотрел на меня с тем же выражением на лице, что и его экономка. Я сделала вид, что не заметила. Мне было странно, что я нахожусь вне своей спальни, что я попала во внешний мир. Очень непривычно. Мы оба стояли, держась за черную перчатку, пока я не сообразила, что должна ее выпустить. Думаю, возможно, в этот момент мы вспоминали нашу случайную встречу в «Десяти колоколах». Разумеется, ни он, ни я упоминать об этом не стали, поскольку не смогли бы представить друг другу убедительных объяснений. И мы предпочли притвориться, будто той встречи не было вовсе. В конце концов, такое поведение – важнейшая часть нашей культуры: мы обязаны понимать, когда от нас ждут, что мы проигнорируем вопиюще очевидное и из вежливости сделаем вид, будто все так, как должно быть.

Доктор Шивершев спросил, откуда у меня на голове шишка, и подался вперед всем телом, выражая свою готовность слушать и заодно рассматривая мои синяки и ушибы в разной стадии заживления. Я не стала ходить вокруг да около.

– Наша экономка столкнула меня с лестницы. Доктор, я сразу перейду к делу. Наверно, вам кажется, что я не в себе. Извините. Я просто опасаюсь за свою жизнь. Не хотелось бы вас обременять, но мне больше не к кому обратиться. В этом смысле вам не повезло. С тех пор как я вышла замуж, вы – единственный человек, с кем мне случалось общаться вне стен того дома, где я теперь живу, поэтому, боюсь, я вынуждена довериться вам. Прошу вас, запишите все то, что я расскажу; иначе, если со мной что случится, никто ничего не узнает. А так останется запись этой беседы и вы будете свидетелем.

Я завладела его вниманием. Он кивнул, потом взял чистый лист бумаги, ручку и жестом велел мне продолжать.

Я поведала про все, что предшествовало моему сегодняшнему появлению в его кабинете. Про то, как сильно изменился Томас после женитьбы. Откуда на самом деле у меня рубец на голове. Объяснила, что в первый раз я солгала, дабы выгородить мужа и избавить себя от неловкости. Я даже поверила ему, что Томас однажды вернулся домой в крови с ног до головы. Кровь алела на его руках, на пальто, на рубашке.

– Он объяснил, что произошло?

– Нет. Сказал только, что подрался с человеком, задолжавшим ему денег.

Я захлебывалась словами, хаотично вываливая свои беды доктору Шивершеву. Он быстро черкал на листе, пытаясь записывать мою бессвязную речь. Я рассказала про то, как мы поругались и Томас избил меня после посещения «Кафе Руаяль», а потом надолго исчез и когда наконец вернулся домой, плакал, как ребенок, ищущий утешения, и нес какую-то околесицу про женщину на чердаке.

– Простите, что это за женщина? Я не совсем понимаю… У вас на чердаке живет женщина? – уточнил доктор Шивершев.

– Вовсе нет, – я снова принялась объяснять, на этот раз более обстоятельно, про чердак, манекен и подвеску в форме сердечка. – И теперь я уверена: то ожерелье до меня принадлежало кому-то еще. На нем царапины, а в сам медальон вставлен оливин, а в «Кафе Руаяль» женщина сказала…