Клэр Уитфилд - Падшие люди

– Миссис Ланкастер, надеюсь, вы понимаете. Да, я не… Я не ставлю своей целью оскорблять вас, миссис Ланкастер, поверьте… Можно вопрос? Разумеется, вы вправе не отвечать, если не желаете.

– Спрашивайте.

– Когда с вами случился обморок, я подумала… Это из-за того, о чем я подумала?

– Миссис Уиггс, только Томасу не говорите, прошу вас… Вы же помните, как он был разочарован в прошлый раз.

Я солгала не намеренно, но мне было интересно посмотреть, изменит ли она свое отношение ко мне. Маловероятно, что я забеременела. Я так варварски обращалась со своим организмом, в нем вряд ли что-то могло бы выжить.

– Так я и думала, – произнесла она.

Миссис Уиггс улыбалась, но лицо ее оставалось непроницаемым. Она не выглядела ни счастливой, ни взволнованной. С другой стороны, с чего бы ей радоваться? Она – прислуга. С появлением ребенка у нее лишь прибавится хлопот. Сохраняя полнейшее самообладание, она невидящим взглядом пронизывала стены. На мгновение какая-то мысль омрачила ее лицо, но она быстро надела маску прислуги.

– Разумеется, доктору Ланкастеру я не скажу ни слова. В конце концов, кто я такая? Тем более что он скоро вернется.

– Вам известно, где он?

– Мне известно лишь то, что его вызвали по делам.

– Вызвали?

– Да. В связи с его другой работой. Не сомневаюсь, очень скоро он будет дома.

– Миссис Уиггс, я должна задать вам один вопрос, и прошу, ответьте на него честно. Я не рассержусь.

– Конечно.

– Это вы забрали деревянную шкатулку из моего гардероба?

Я не сводила с нее пытливого взгляда. Если замечу хотя бы крошечный блеск в ее совиных глазах, сразу пойму, что она лжет.

– Миссис Ланкастер, клянусь, я никогда ни одной вещи не взяла бы без вашего разрешения.

Я ничего не заметила.

– Сюзанна, открой.

По краям занавесок пробивался бледный свет.

Было раннее утро. От медной ручки двери отражалось желтоватое свечение. Теперь я увидела, что кто-то пытается повернуть ее с внешней стороны.

Я села в постели и уставилась на мерцающий металл, пытаясь понять, не приснился ли мне голос. За дверью будто хныкал ребенок.

– Сюзанна! Прости меня…

Томас.

У меня ёкнуло в животе. Значит, он не свалился в Темзу, не утонул, не погиб в драке. Он вернулся, живой и невредимый, скребется в мою дверь, словно шелудивый старый кот. На жалость давить пытается? Если думает, что я ему посочувствую, сильно ошибается.

Я подкралась к двери и приложила к ней ухо. Звук шел снизу: Томас сидел на полу лестничной площадки. Я опустилась на корточки, теперь нас разделяли всего несколько дюймов деревянной двери. Томас разговаривал сам с собой, что-то бормотал. Очевидно, был пьян, а может, и не только пьян. Я хотела не отвечать, но понимала: если проигнорирую его, это лишь усилит взаимную неприязнь. А в любой ссоре, затеянной мною, победителем выйдет он.

Я открыла дверь, и Томас буквально ввалился в комнату, чуть ли не кувырком. Потный, растрепанный, без пальто и пиджака. Должно быть, начал раздеваться, поднимаясь по лестнице; в таком его состоянии это было вполне возможно. Я молча смотрела на мужа сверху, а он перевернулся на спину, будто жук, и попытался сфокусировать на мне взгляд стеклянных глаз. Схватился за край моей ночной сорочки, крепко зажал в кулаке, размахивая второй рукой, словно пытался удержать равновесие.

– Чапмэн… прошу… Ты должна мне помочь… – забормотал он.

Я помогла ему подняться на колени. По запаху, да и на ощупь, я чувствовала, что он весь в холодном поту. Это было отвратительно. Я попыталась помочь ему лечь на кровать. Его обычно худощавое лицо сейчас было одутловатым и отекшим, глаза покраснели от слез. Небритый, бакенбарды он не подравнивал несколько дней. Я спросила, где он пропадал целую неделю, даже больше, но он не ответил.

Присев рядом с ним на край кровати, я тяжело вздохнула. Остаток ночи мне придется терпеть присутствие пьяного мужа и его свинячий храп. От него несло мочой. Я потрогала его брюки: так и есть, обмочился. Я отдернула руку и стала трясти его за плечи. Не помогло: он лишь чуть пошевелился. Мне вспомнилась бабушка: незадолго до смерти она стала ходить под себя. Я ее обтирала, меняла белье, а она тут же снова обделывалась. Теперь придется ухаживать за молодым мужем. Айлинг не преминула бы пошутить по этому поводу.

– Эта женщина на чердаке, – залопотал он. – Она не дает мне покоя. Помоги! Скажи, чтоб замолчала! А то бубнит и бубнит… Постоянно… – услышала я.

– Какая женщина, Томас? – шепотом спросила я, приблизив губы к его уху. Положила руку, мокрую от его мочи, на голую грудь мужа, затеребила его. – Расскажи про эту женщину. Кто она?

На мгновение мне подумалось, что он сознается в уайтчепелских убийствах, если удастся его разговорить.

А он все повторял одно и то же, болтал еще что-то невразумительное.

– Не понимаю, – сказала я. – Ты имеешь в виду тех женщин, да, Томас? Про тех женщин говоришь? Что с ними случилось? Что ты натворил?

Я зажала его голову между ладонями, но она все равно безвольно заваливалась набок. Глаза – словно белые щепки, из приоткрытого рта текут слюни. Я похлопала Томаса по щеке, пытаясь привести его в чувство, а он перевернулся на другой бок и захрапел.

Я вытянула его ноги, стащила с него туфли и по одной со стуком бросила на пол, с высоты, чтобы он проснулся, но Томас ничего не слышал. Я даже подумала, а не задушить ли его. А что, дельная мысль. Не зря же Господь привел его ко мне в столь беспомощном состоянии. Явно хотел, чтобы я что-то предприняла. А потом сослалась бы на то, что он находился в состоянии алкогольного опьянения или в каком-то ином дурмане. Или сказала бы, что он просто перестал дышать. Ведь так бывает. И даже очень часто.

Но душить его я не стала. Просто расстегнула ремень, стянула с него мокрые вонючие брюки. Когда стала их складывать, из кармана выпал золотой ключ и запрыгал по полу. Я догадалась, от какой он комнаты, и приняла решение.

Крепко, до боли, сжимая в руке ключ, я поднялась по узкой лестнице на чердак. У двери обернулась, подняв выше свечу, но дальше нескольких шагов ничего видно не было. Из темноты наблюдать за мной мог кто угодно. Тишину нарушало только мое дыхание. Замок щелкнул и повернулся на один оборот. Я снова зажала ключ в руке и толкнула дверь.

Я не знала, что ожидала найти. Думала, может, там есть нож, окровавленный штык, в общем, какие-нибудь улики, обагренные кровью. На его драгоценном чердаке я никогда раньше не бывала, понятия не имела, как расставлена тут мебель. Окон не было, кромешную тьму разрезал лишь круг света от моей свечи, в котором я сама стояла. На голых половицах. Ноги мои посинели от холода, а холод здесь был собачий. Непонятно, как Томас мог часами пропадать на чердаке, не замерзая до смерти. Воздух был спертый, затхлый, пахло пылью и мышиным пометом. Мне удалось разглядеть, что половина комнаты завалена старой мебелью: сдвинутые вместе столы и стулья, латунные флероны кроватного изголовья, поцарапанный комод без нескольких ручек, кресла со сломанными спинками и истертой, поеденной молью обивкой.