Клэр Уитфилд - Падшие люди

Поселившись в доме в Челси, шкатулку с вещами Айлинг я завернула в платок и положила на дно гардероба в своей спальне. На какое-то время я про нее позабыла, но однажды утром, резко пробудившись ото сна, в котором я снова видела Айлинг, я испытала непреодолимую потребность порыться в своей шкатулке, подержать в руках эти сокровища. Сновидение меня расстроило. Мои сухие губы чувствовали тепло ее кожи. Я могла бы вдохнуть ее аромат, если б захотела, могла бы повернуться на бок и поцеловать ее в плечо, но, проснувшись, я поняла, что забыла ее запах. Это воспоминание отсутствовало. Меня объял ужас оттого, что я утратила еще одну частичку Айлинг.

Я соскочила с кровати, полезла в шкаф. Шкатулки на месте не было. Я нашла платок. Свернутый, он лежал точно там, где я и ожидала его найти, а вот сама шкатулка исчезла. Переложить ее куда-то в другое место я не могла. Это было исключено. Я никогда ничего не теряла и не клала по ошибке не на свое место. Шкатулку я завернула в платок и специально убрала на дно гардероба. В ней хранились мои самые ценные памятные вещи – частички Айлинг.

После того, что случилось, почти все вещи Айлинг собрали и унесли, но мне удалось сберечь ее серебряный крестик и темно-зеленые лайковые перчатки. И то, и другое – мои подарки на день рождения и Рождество, что мы встретили вместе. Но особенно мне дорога была расческа Айлинг, на которой оставались ее волосы, та самая, на которую я наматывала ее пряди. Я не теряла эту шкатулку. Я вообще ничего не теряю. Шкатулку кто-то взял.

Я перерыла всю комнату. Тщетно. Наверняка это происки миссис Уиггс. Она вечно копалась в моих вещах, что-то вынюхивала, искала любую зацепку, лишь бы было чем меня подковырнуть. Потом второй удар: я вспомнила, что в шкатулке также лежала фотография нашего выпуска, на которой были запечатлены и Айлинг (стояла передо мной), и Матрона (в центре), и даже Мейбл. Я с ужасом думала, что эти вещи пропали навсегда. Я внимательно осмотрела каждый пятачок комнаты, переворошила все выдвижные ящики. Отрицать очевидное не имело смысла: миссис Уиггс похитила шкатулку.

Я пулей сбежала вниз по лестнице. Дрожащая, босая, в ночной сорочке – той самой, что я не снимала всю последнюю неделю, – я распахивала и захлопывала каждую дверь, так что дом сотрясался от грохота. Наконец я нашла ее на узкой лестнице, что вела в кладовую, где стоял буфет с фарфором. Сара и кухарка находились у кухонного стола за ее спиной.

– Где она? – заорала я.

В лице миссис Уиггс отразился испуг. Потом, словно догадавшись, чего ждать, она сложила руки на груди. Сара и кухарка, с которыми меня мало что связывало, раскрыли рты от изумления. Я сверкнула на них сердитым взглядом. Они опустили глаза в стол и продолжали готовить ужин.

– Миссис Ланкастер, вы бредите? – спросила миссис Уиггс.

Она смотрела на меня как на нечто омерзительное – как на крысу, которую она велела оставить в живых. Потом многозначительно глянула на Сару с кухаркой, словно говоря: вот, убедитесь сами, – в подтверждение того, что они обсуждали до моего появления. Как пить дать обо мне сплетничали. Меня так и подмывало ударить экономку. Ее вообще когда-нибудь били по лицу? Я потребовала, чтобы миссис Уиггс проследовала за мной в мою спальню. Та опять посмотрела на Сару с кухаркой, предлагая им вместе с ней посмеяться над моими причудами. Я повернулась и стала быстро подниматься по лестнице. Экономка выдерживала степенный шаг, наверняка чтобы позлить меня, – прямо как Дайкс, тащившая скрипучее ведро по коридорам больницы в тот день, когда доставили истекающую кровью Эмму Смит.

Мы вошли в мою спальню. При виде беспорядка миссис Уиггс застыла на месте.

– Господи помилуй! – ужаснулась она. – Миссис Ланкастер, что вы тут учудили?

– Из моего гардероба пропала шкатулка. Маленькая деревянная шкатулка, в которой хранят принадлежности для шитья. Где она?

Экономка не отвечала. Лишь стояла, прижимая ладони к щекам, водила взглядом по комнате и качала головой, словно перед ней было поле сражения, усеянное трупами и оторванными конечностями.

– Миссис Уиггс! – крикнула я. – Отвечайте! Шкатулка была здесь, в моем шкафу. Зачем вы ее украли?

Мои руки дрожали, меня трясло от ярости. Мне хотелось вцепиться ей в волосы, повыдирать каждую прядь из ее тугого пучка, заставить ее вопить от боли. Она стояла и смотрела на меня как на сумасшедшую. А я, поливая ее криком, раскидывала одежду, вываленную из шкафа на кровать, швыряла на пол и топтала, визжа, что она сделала это специально, пытаясь внушить мне, что я тронулась рассудком. Миссис Уиггс отрицала все мои обвинения, снова и снова твердила, что она ничего не брала. Ее реакция вынудила меня усомниться в собственном здравомыслии. Она умоляла, чтобы я опомнилась, посмотрела, что сотворила с комнатой. И я посмотрела. Увидела хаос, услышала собственный визг. Потом меня парализовал страх: а если мы все-таки найдем шкатулку и она обнаружит, что внутри лишь коллекция никчемных вещиц, пряди волос, собранные в память об умершей женщине? Тогда она точно сочтет меня душевнобольной и сообщит Томасу.

– Я пошлю за доктором, – заявила миссис Уиггс, собираясь уйти.

Я кинулась за ней, схватила ее за плечо. Она обернулась ко мне. И вдруг растрескалась и рассыпалась на мириады мозаичных фрагментов. И меня поглотил мрак.

Очнувшись, я увидела, что по-прежнему нахожусь в своей спальне, лежу в своей кровати. В комнате убрано, полный порядок. Я затруднялась сказать, было ли то происшествие на самом деле или оно являлось частью одного из моих причудливых сновидений. Я заглянула под кровать, проверяя, есть ли там Мейбл, или свиньи, или Айлинг, но под кроватью был только пол.

– Ее нет под кроватью, миссис Ланкастер. Я смотрела, – раздался голос миссис Уиггс.

Я вздрогнула: никак не думала, что она здесь.

– К сожалению, мне неведомо, где может быть ваша шкатулка. Судя по всему, она вам очень дорога, поэтому я велю обыскать весь дом, и, будьте уверены, мы ее найдем. Я попросила Сару сделать для вас ванну.

Ее фигура и лицо обрели четкие очертания, и я начала понимать, о чем она говорит.

– Пожалуй, после надо будет послать за доктором, – сказала экономка.

– Не надо, – покачала я головой, – я здорова.

– Миссис Ланкастер, вы потеряли сознание, помните? Когда набрасывались на меня с кулаками.

– Миссис Уиггс, я не набрасывалась на вас с кулаками. Я пыталась вас остановить. И врач мне не нужен. Я не больна. Просто обморок.

Окна были распахнуты, вся комната промерзла. Я укрылась одеялом. Миссис Уиггс села на краешек кровати, придавив одеялом мои ноги. Прежде так близко от меня она никогда не была. От нее исходил тошнотворный запах – уксуса в смеси с гвоздикой. Если медсестру заставали сидящей на постели пациента, ее тотчас же увольняли. Я различала тонкие вены, проступавшие из-под белой кожи ее лица; морщинки вокруг глаз напоминали насечки, сделанные на глине. Уши были маленькие, круглые, фактически без мочек. Внешность этой женщины являла собой сочетание резких заостренных черт, словно ее обстругали. Но, должно быть, в молодости она была недурна собой.