Клэр Уитфилд - Падшие люди

Айлинг знала, как найти подход к таким людям, как Генри Уайт. Умела противостоять их сквернословию и настырным рукам. Улыбкой и острым язычком обезоруживала и очаровывала дебоширов, даже самых грубых и диких, добиваясь от них послушания. Я же всегда держалась с пациентами отстраненно и чопорно и своей надменной сдержанностью у таких хулиганов, как этот, только вызывала агрессию. От меня было больше пользы, если я оставалась на вторых ролях, со стороны оценивая ситуацию. Айлинг не возражала. Как медсестра она превосходила меня в профессионализме, мило воркуя с самыми опасными и гнусными типами, от которых я шарахалась. И, вне сомнения, она была отважнее меня. Я всегда боялась, что какой-нибудь из них набросится на меня, особенно когда помещение приемного покоя заливала кровь, пациенты корчились от боли, сквернословя во весь голос, а обезумевшие врачи и их ассистенты кричали друг на друга, отдавая указания. Пациенты бывали непредсказуемы и, подобно раненому зверю, могли даже укусить. Айлинг говорила, что я вижу опасность там, где ее нет. Теперь это вызывает у меня смех, ведь то же самое сказал Томас, и мне хотелось бы поверить им обоим. Но вышло, что права оказалась я.

Нам было велено поскорее обработать раны Генри Уайта и избавиться от него: у дежурного администратора он вызывал опасения. Я попыталась осмотреть его, но он стал размахивать грязными руками, сбил с меня шапочку. Отталкивал ассистента врача, пока ему снова не пригрозили. После чего он сел, бурча себе под нос. Кровь со лба стекала ему в глаза.

– Встань с другой стороны, – шепнула мне Айлинг, увидев, что я его боюсь.

С минуту Уайт сидел спокойно, а потом снова принялся шуметь, вопя, что жена его «сука», что он был в Америках и жалеет, что вернулся в эту дерьмовую страну, где, куда ни плюнь, одни только «сволочи, потаскухи и легавые». Орал, что у него украли деньги, потому он и полез в драку. Но более вероятно, что деньги свои он пропил. На такого мерзавца жалко было тратить бинты и карболку.

Я продезинфицировала инструменты в карболовой кислоте и разложила их в лотке, который Уайт ни с того ни с сего вдруг взял и специально опрокинул. Инструменты, брякнувшись о пол, разлетелись по приемному покою. Два ассистента бросились их подбирать. Я ретировалась в угол.

Айлинг тем временем пыталась утихомирить Уайта и уложить его на спину.

– Эй, давай-ка потише, а то ведь и впрямь вышвырнут, если будешь шуметь, – сказала она, рукой перехватив его грудь.

Его голова завихляла на шее, он смотрел на нее в слепой ярости. Бешеный расфокусированный взгляд пытался осмыслить ее беззащитное лицо. А потом я увидела, как сверкнуло серебристое лезвие, полоснувшее Айлинг по шее чуть ниже подбородка. Металл без труда рассек ее плоть, пронзил, как гвоздь бумагу.

Она не закричала – то ли охнула, то ли пискнула от неожиданности. Даже не поняла, что произошло. Смотрела на меня в изумлении, пальцами ощупывая шею. Удивление на ее лице, руки на ране, хлещущая кровь… От ужаса закричала я.

Ассистенты стащили Генри Уайта на пол, сели на него. Айлинг опустилась на пол, сложившись вдвое, будто изящная марионетка с перерезанными нитками. Я подползла к ней на коленях, попыталась осмотреть шею, но она быстро истекала кровью. В палату вбежал дежурный администратор, следом – врачи, медсестры, санитары. Чьи-то руки оттащили меня от Айлинг. Напоследок я увидела, как ее тело привалилось к стене. Голова была наклонена под нелепым углом, униформа пропиталась кровью, на полу возле нее расплывалась красная лужа. Глаза были открыты, руки лежали сбоку ладонями вверх. Нужно поправить ей голову , подумала я. А то шея заболит.

Паб «Принцесса Элис» размещался в угловом здании и имел окна со всех сторон. Я осторожно приблизилась к нему по Коммершл-стрит и остановилась у дальнего окна, в которое просматривался бар. Народу в пабе было много, но я отчетливо видела, как Томас пробрался к столику в углу. Подсел к человеку, сидевшему спиной к окну. Я заметила на нем черный котелок, и у меня волосы встали дыбом. Мужчины поднялись из-за стола, прошли к бару и облокотились на стойку, стоя лицом друг к другу. Еще как следует не разглядев собеседника мужа, я уже знала, кто он.

Это был доктор Шивершев, тот самый человек, которому каких-то несколько часов назад я поверила все свои страхи. Я прислонилась к стене паба, не в силах продохнуть. Горько сознавать, что тебя предали, пожалуй, даже мучительнее, чем признаваться в собственной глупости. Я пребывала в полной растерянности. Больше положиться не на кого. Человек, которого я считала своей последней надеждой на спасение, выпивал с моим мужем-убийцей. Выходит, что и матка с плодом была извлечена из Мейбл, и сосуд, в котором она заспиртована, мой муж отдал доктору Шивершеву, а тот наверняка докладывал Томасу о каждом моем визите. Не знаю в чем, но они были заодно.

Я торопливо пошла по Коммершл-стрит, но не сделала и десяти шагов, как заметила, что навстречу мне идет миленькая проститутка, которая была с доктором Шивершевым в «Десяти колоколах», а с ней – мужчина с рыжими бакенбардами. В панике я низко опустила голову; начался дождь, поднялся ветер. Я надвинула на лицо края капора и пошла прямо на них – они даже расступились, пропуская меня. Обернувшись, я увидела, как они входят в паб «Принцесса Элис».

Домой я вернулась где-то в половине седьмого. Влетела как угорелая, промчалась через переднюю, не глядя на миссис Уиггс. На лестнице чуть не сбила с ног Сару. Добравшись до своей комнаты, заперлась изнутри.

Днем я пообещала себе воздерживаться от употребления настойки опия, но сейчас эта клятва была позабыта. Я ждала, пока реальность утратит резкие очертания и ко мне спустятся ангелы. Томас должен был вернуться с минуты на минуту. Узнав о моих подозрениях от доктора Шивершева, он ворвется в дом как ураган, выломает дверь в мою комнату. А может, и Шивершев с ним придет? Меня поволокут в подвал мимо Сары и миссис Уиггс, и те, раскрыв рты, будут в беспомощном изумлении наблюдать, как меня убивают, как моя кровь стекает по желобам, как мою одежду сжигают и выбрасывают вместе с горячей золой. Мой супруг и его приятель прекрасно знают, как расчленить тело на небольшие куски, которые спокойно можно вынести из дома и бросить в Темзу с набережной Челси.

Я могла бы сбежать, но куда мне податься? Я порывалась уйти, но в то же время велико было искушение остаться. Как бы поступила Айлинг? Она давно бросила бы Томаса. Лучше быть нищей и свободной, чем жить в золотой клетке, говорила она. Но я колебалась. Слишком хорошо помнила, как мерзла и голодала, и потому не была уверена, какой из вариантов лучше.

Элизабет Мелодия