Иван Любенко - Слепень. Повести

— Может, милостивый государь, мне вообще не стоило вам помогать? — спросил адвокат. — Сидели бы здесь, бумажки перекладывали, чаи гоняли, а Приёмышев уже бы исходил пеной и трясся в предсмертных судорогах. Так было бы лучше?

— Ладно-ладно, Антон Филаретович, мы благодарить должны Клима Пантелеевича за помощь, а не язвить. Уймитесь, я вас прошу, — Поляничко вытащил табакерку, понюхал табак и разразился чередой чихов. — Простите, господа, — вытерев нос фуляровым платком, произнёс сыщик. — Булку мы, конечно, отправим в лабораторию. Пусть химики дадут заключение. Оно нам надобно, чтобы потом уличить лиходея в попытке совершить преднамеренное смертоубийство. С этим всё понятно. Вопрос в другом: как нам его отыскать?

— К сожалению, мы не знаем, насколько Слепень одержим идеей приведения приговора в действие сообразно тех предметов, кои он выслал потенциальным жертвам, — рассудил Ардашев.

— У нас не остаётся иного выхода, как всячески опекать тех, кому он угрожает, — заметил Каширин. — Стоит предупредить всех троих об осторожности.

— Клим Пантелеевич, а не удалось ли вам узнать, кто им принёс отравленную булку? — осведомился Поляничко.

— Преступник, зная, что судья предпочитает именно такой хлеб, купил его, напичкал ядом и передал какому-то мальчишке, который, я уверен, ничего не подозревая, отдал кухарке Приёмышева.

— Одного понять не могу, — задумчиво протянул Каширин, — откуда Слепню известны возможные грехи Бояркина, Приёмышева и Кирюшкиной? Откровенно говоря, нам известно, что обвинения, которые он выдвигает в отношении их, мягко говоря, не совсем беспочвенны.

— Антон Филаретович, — Поляничко строго сдвинул брови, — не стоит озвучивать сообщения агентов, не нашедшие своего подтверждения.

— Здесь я согласен с Антоном Филаретовичем. Преступник имеет доступ к откровениям чиновника, судьи и врача, — высказался адвокат.

— Вот-вот, — закивал Каширин, — а что, если он священник и ему исповедовались? Либо сам батюшка не сохранил тайну исповеди? Или матушке поведал, а та ещё кому-то? Почему нет?

— В таком разе он может быть и репортёром. У них сведений не меньше нашего, — предположил Поляничко. — В отношении этого Кухтина у меня нет никакой уверенности. Вдруг он и есть Слепень?

— Нет, что вы, Ефим Андреевич, — махнул рукой помощник начальника сыскного отделения. — Он не способен на серьёзный поступок. А вот какой-нибудь его знакомец — может.

Поляничко окинул присяжного с головы до ног испытующим взглядом и спросил:

— А у вас есть подозреваемые?

— Вы же знаете мой принцип — не спешить с выводами. Однако надеюсь, господа, вы будете держать меня в курсе расследования. В противном случае я не смогу помочь вам. Свою миссию на сегодня я выполнил.

Ардашев шагнул к выходу.

— Не сомневайтесь, Клим Пантелеевич, не сомневайтесь. Обо всё вас уведомим. Благодарю за помощь. Доброго вам здравия! — искренне выговорил начальник сыскного отделения.

Когда дверь кабинета за присяжным поверенным закрылась, Поляничко распорядился:

— Составьте список всех лиц в городе, владеющих какой-либо информацией по этим трём персонам. Узнайте, наконец, в какие храмы они ходят и кому исповедуются. Мы в цейтноте. Слепень перешёл к конкретным действиям.

Присяжный поверенный прибыл на Воробьёвскую улицу к дому старшего советника губернского правления почти одновременно с полицией. Поляничко уже не испытывал судьбу и, получив известие о происшествии, тотчас же протелефонировал Ардашеву.

Тело Бояркина покоилось в кресле. Судебный врач осматривал труп со знанием дела. Полицейский фотограф жёг магний в тарелке и снимал на пластину место происшествия с разных ракурсов. Часы показывали десять вечера. Пахло валерьянкой и золой.

Судебный следователь Леечкин, скрипя железным пером, составлял протокол осмотра места происшествия, изредка поглядывая на Ардашева.

Поляничко, переминаясь с ноги на ногу, с трудом пытался разобрать через всхлипывания и причитания слова вдовы:

— Горничная закричала, и я вбежала в комнату. Муж сидел в кресле весь в крови. Не дышал. Лицо изранено. Вокруг валялись тлеющие угли.

— Выстрел был один?

— Да-а! — вдова вновь разрыдалась.

— Благодарю вас. Успокойтесь, пожалуйста. Вы свободны.

Поляничко поманил кого-то рукой через приоткрытую дверь, и появилась горничная.

— Скажите, кто заходил в комнату Виктора Самсоновича?

— Никто. В доме было три человека: Анастасия Мироновна, я и хозяин. Он прошёл в кабинет. Через время раздался выстрел. Я бросилась туда, он в кресле перед камином, окровавленный. Я закричала. Появилась Анастасия Мироновна. Я выбежала на улицу и окликнула городового.

— Камин горел, как я понимаю?

— Да.

— Вы его разжигали?

— Нет, хозяин. Я только поленья в дровницу принесла ещё утром.

— А когда вы зашли после выстрела, что заметили?

— Только головёшки по комнате валялись и тлели.

— Ясно. Можете идти.

Поляничко приблизился к стене, провёл по ней ладонью и сказал:

— Понять не могу, откуда здесь и на полу водяные капли?

— Я тоже заметил, — признался помощник начальника сыскного отделения.

— А что у вас, доктор? — осведомился Поляничко.

— Причина смерти ясна. Труп можно оставить дома. Четыре поранения, два из них — в голову и грудь — смертельные.

— Это и неудивительно, — выковыривая из стены перочинным ножом кусок расплющенного свинца, изрёк Каширин. — Стреляли пулями особой конструкции — охотничьим жаканом: в центре при отливке оставили полость, её заполнили мелом. Благодаря этому при попадании она разрывается, и животное даже при ранении гибнет от обильной кровопотери. А что говорить о человеке!

— Знаете ли, господа, я сам охотник, — признался судебный медик. — Некоторые мои знакомые по бокам такой пули делают ещё и небольшие надрезы, чтобы при вылете из гладкого ствола она под напором воздуха получала вращение на манер винтовочной.

— Это заблуждение, — не согласился присяжный поверенный. — Никакого вращения быть не может.

— Но в данном случае мне непонятно, кто стрелял, — вмешался в разговор Леечкин. — Тут же шесть пуль. Откуда они, если, по словам горничной, выстрел был один? Что-то здесь не так.

Ардашев поднял кружок свинца, вынул из кармана складную лупу и стал его рассматривать. Затем подошёл к камину, извлёк оттуда обрывок картона, понюхал, повертел в руках и поспешил в переднюю. Хлопнула входная дверь.

— Куда это он? — удивился Поляничко.

— А Бог его знает, — пожал плечами Каширин.

Через несколько минут присяжный поверенный вернулся. Он вынул из кармана коробочку любимого монпансье, положил под язык синюю конфетку.