Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Не врите. У вас плохо получается.

— Дело в том, что сам я из мелкотравчатых.

— Не переживайте. В нашей семье обожают мезальянсы.

Сашеньку мало того, что подташнивало, так еще и вылеченный зуб по-прежнему ныл. Ей тоже хотелось чая с плюшками, которые после тяжелого сверления уплетал довольный Баух, но ей он разрешил только воду.

— Потому что цемент еще не затвердел.

— Цемент? Какой цемент? Вы же обещали золотую амальгаму!

— И непременно ее поставлю. Сможете приехать в среду?

— А почему не поставили сразу?

— Сразу нельзя. Зубные черви весьма коварны. У них в десне вырыта норка. Когда их удаляешь, норка повреждается и начинает кровить. Если зуб сразу залить амальгамой, флюс гарантирован. И тогда — все по новой. Да вы не бойтесь, ваше сиятельство…

— Даете слово, что не будете сверлить?

— Буду. Но больно вам не будет. Я просто выпилю весь цемент.

— Только под наркозом.

— Как скажете.

— А мои дети не возвращались?

— Нет, погоды стоят хорошие.

— Неделю назад у вас в Лигове убили девушку. Господи, я не подумала об этом. Как я могла их отпустить одних? Я ужасная мать.

— Вы не волнуйтесь. Я видела, что они познакомились с Леней и пошли с ним на прогулку, — вступила в разговор супруга Бауха.

— С каким еще Леней?

— Его родители уже третий год снимают дачу напротив, — объяснил дентист. — Замечательный молодой человек.

Но все же Сашенька не находила себе места, пока дети не явились.

— Наконец-то явились! — с гневом сказала княгиня, когда они взошли на крыльцо.

— Мамочка! Как ты себя чувствуешь? — бросилась ей на шею Таня.

— Будто кто-то в рот нагадил. А ты почему сияешь, как самовар?

— Влюбилась! — сообщил Володя, прижавшись к маменькиной юбке.

— Заткнись, идиот! — закричала девушка. — Глупый, гнусный, противный мальчишка.

Татьяна отстранилась от матери и побежала обратно к калитке.

— Иди в дом! Там плюшки, — велела сыну Сашенька и ринулась за дочкой. — Таня! Постой!

Таня замешкалась перед калиткой, Сашенька ее догнала и обняла.

— Не злись. Он просто маленький.

— Он мелкий пакостный гад.

— Гады очень полезны. Особенно мелкие. Кто тебя с Леней познакомил? — возразил сестре Володя, таки увязавшийся за матерью.

— Брысь! — крикнули на него обе женщины.

— Ну, не надо плакать, — Сашенька вытерла дочери слезы платочком.

— Я действительно влюбилась. Как ты в папу. С первого взгляда.

— Кто у Леонида родители?

— Разве это важно? Ты ведь сама из крестьян.

— Но ты-то — княжеская дочь.

— Он — дворянин. Надеюсь, устроит?

— Богат?

— Не думаю. Дачу его родители снимают скромную. Кстати, Леонид помог и нам найти дачу на лето.

— Какую дачу? Зачем?

— Ну раз мы не едем в Европу…

— Едем!

— Нет! Во всяком случае, я туда не поеду.

— И как тебя понимать?

— Мамочка, я ведь призналась, что влюблена! А мой Леня все лето пробудет здесь, в Лигове. Я не выдержу разлуки.

— О чем ты говоришь? Ты всего час назад с ним познакомилась.

— И уже жить без него не могу.

— Тебе просто так кажется. Поверь замужней даме, влюбленный флер через месяц-другой быстро пройдет. Возможно, он сменится сердечной привязанностью и взаимным уважением, и тогда вы вступите в брак. Но, скорей всего, охладеете и забудете друг друга.

— Не говори так! Ты ведь любила дядю Лешу, но его отправили в Москву, только поэтому вы не поженились.

— Откуда ты про нас знаешь?

— Не важно.

— Да, мой отец поступил мудро. И я очень ему благодарна. Потому что не была бы счастлива в браке с Прыжовым.

— А мне кажется, что была бы. Потому что он тебя любит. А папа любит прежде всего себя.

— Зато я его люблю. Да, признаю, с твоим отцом жить сложно, зато чертовски интересно.

— Да уж! Никогда не предугадаешь, с кем он переспит в следующий раз. Неужели ты уже простила ему ту стенографистку?

Сашеньке очень захотелось съездить дочке по лицу. Но Таня бы этого никогда не простила. Поэтому стерпела и перевела разговор на другую тему:

— Так что за дачу вы осматривали?

— Не дачу, целый дворец. Двадцать комнат, конюшня, каретные сараи.

— Зачем нам двадцать комнат?

— А ничего дешевле снять уже нельзя. Мы опоздали. Так что снимем эту.

— Да? А сколько стоит аренда этакого дворца?

— Две тысячи за лето.

— Всего-то?

— Моя доля в акциях стоит больше миллиона. Если откажешь, пойду к деду.

— Таня…

— Я не шучу! Если из-за тебя я потеряю Леню… Даже не знаю, что с тобой сделаю. Или с собой!

После долгих уговоров Таня таки согласилась выпить чай. Сашенька, у которой истекли сакральные для всех дентистов два часа, тоже с удовольствием кусала плюшки, позабыв про ноющий зуб.

— Пока вас с Танюшей не было, Володя сообщил, что решили снять дачу Волынских, — сообщил Баух.

Сашенька поперхнулась.

— Дело не мое, конечно, однако очень не советую.

— Почему? — очень заинтересованно спросила княгиня.

— Для ее строительства Волынские скупали землю у здешних колонистов, моих соотечественников, которые приехали при Екатерине.

— И что?

— Для захоронений им отвели участок на Волковском кладбище. Сами понимаете, отсюда оно далековато. Посещать родные могилы было неудобно. Поэтому колонисты своих покойников тайком хоронили прямо на участках. Иногда даже в подвалах домов, чтобы власти не могли обнаружить. При возведении усадьбы Волынских было найдено пять таких захоронений. Об этом мне рассказал их управляющий, господин Седышев, он у меня зубы вырывал. Волынским о найденных могилках он докладывать не стал, чтоб не расстраивать. Просто приказал гробы сжечь, а кости зарыть.

— Где еще жили колонисты? — настороженно спросила Сашенька, потому что после этих слов Бауха мысли у нее в голове завертелись.

— Да считай везде. Съехали они окончательно, только когда железную дорогу в Петергоф проложили и Лигово превратилось в дачное место. Я как раз тогда этот домик и прикупил.

— А на улице Дернова колонисты жили?

— Конечно.

Домой на Сергеевскую приехали уже в девятом часу. Женя пришел к матери виниться.

— Это все Невельский виноват.

— Так говорят дети. А ты теперь взрослый.

— Павел раздавлен смертью Костика. Потому и пьет. И меня втянул.

— А ты собственной головы не имеешь?

— Я тоже переживаю. Из-за Костика, а в особенности из-за Капы. Если бы я не струсил, она бы осталась жива…

— Кто теперь знает?..

— Завтра — девять дней. Мы с Невельским пойдем на кладбище.

— Нет уж, вы опять напьетесь! Сходишь со мной.

— Но я обещал.

— Скажешь, что передумал.

— Мама! Ты разве забыла? Я теперь взрослый! Ты не имеешь права мной руководить.

— Не имею! Однако сие не означает, что теперь тобой будут руководить сомнительные личности. Пойдешь со мной!