Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Да, мама,— я обещаю себе снова поговорить о свадьбе с Эллиотом, как только он вернется из Лос- Анджелеса. Завтра моя очередь навещать бабушку в «Магнолии Мэнор», и это только усиливает мою решимость. Я хочу, чтобы бабушка рассказала, как она выходила замуж. С детства я мечтала о том, что она успеет попировать на моей свадьбе. Сейчас уже нельзя предсказать, сколько времени ей осталось.

Вечером я размышляю о свадьбе. Я пытаюсь мысленно представить себе торжество в саду. Эллиот, я и несколько сотен друзей и знакомых, превосходный весенний день. Она и правда может стать прекрасной, современной версией традиционного действа. Бабушка Джуди и мой дедушка поженились именно в садах Дрейден Хилла.

Эллиот согласится, и неважно, сильно его раздражает то, что моя или его мать пытаются рулить нашей жизнью, или нет. Если я захочу, чтобы мы справляли свадьбу в саду, то он тоже этого захочет.

Следующим утром я еду в «Магнолию Мэнор» с новой идеей. Я расспрошу бабушку Джуди о ее свадьбе. Может, в ней было что-то особенное, и мы сможем воссоздать это на нашем торжестве.

Бабушка будто чувствует, что я иду к ней с важным делом, и встречает меня с сияющей улыбкой и взглядом, в котором сквозит узнавание.

— О, вот и ты! Садись рядышком. Я хочу кое-что тебе сказать,— она пытается подвинуть ближе еще одно кресло, но у нее не получается. Я чуть придвигаю его и сажусь на край, так что наши колени соприкасаются.

Она берет меня за руку и впивается в меня взглядом. Я замираю.

— Я хочу, чтобы ты уничтожила содержимое моего чулана в кабинете. Того, что в доме на Лагниаппе,— бабушка сосредоточенно смотрит мне прямо в глаза. — Сама я вряд ли выберусь отсюда, чтобы лично этим заняться. Но я не хочу, чтобы люди читали мои дневники, когда я умру.

Я пытаюсь не поддаться захлестнувшей меня печали.

— Не говори так, бабушка Джуди. Я недавно видела тебя в зале для упражнений. Инструктор сказал, что у тебя все отлично получается,— я не хочу упоминать о ежедневниках. Сама мысль о том, чтобы их уничтожить, кажется мне невыносимой. Это словно попрощаться с той вечно занятой и боевой женщиной, которой когда-то была моя бабушка.

— В них есть имена и телефонные номера. Я не могу допустить, чтобы они попали не в те руки. Разведи на заднем дворе костер и сожги их.

Я задаюсь вопросом: не ушла ли бабуля снова в бес-памятство, но она кажется совершенно разумной. Развести костер во дворе... на улице, заполненной тщательно охраняемыми старинными домами? Да и двух секунд не пройдет, как соседи вызовут полицию.

Я могу представить, что потом напишут в газетах...

— Они просто подумают, что ты сжигаешь опавшую листву, — бабушка улыбается и заговорщически подмигивает мне.— Не волнуйся, Бет.

И я понимаю, что мы с ней на разных волнах. Я понятия не имею, кто такая Бет. И почти рада тому, что бабушка Джуди не понимает, с кем сейчас говорит. Это дает мне право не выполнить ее распоряжение о содержимом чулана,

— Я посмотрю, что можно сделать, бабушка, — отвечаю я.

— Замечательно. Ты всегда была так добра ко мне.

— Потому что я люблю тебя.

— Я знаю. И не открывай коробки. Просто сожги их.

— Коробки?

— Те, где хранятся подшивки моих статей из светской хроники. Знаешь ли, я не хочу, чтобы меня помнили, как Мисс Озорницу,— она прикрывает рот ладонью и делает вид, что ей стыдно за те годы, когда она вела колонку сплетен, но на самом деле— нет. По ее лицу это хорошо заметно.

— Ты никогда не говорила мне, что вела светскую хронику, — я грожу ей пальцем.

Она притворяется, что не держала этого в секрете.

— Правда? Ну, с того времени много воды утекло.

— Ты же не писала в колонке всякие глупости, бабуля? — подтруниваю я.

— Конечно, нет! Но ведь люди не всегда хорошо относятся к правде.

Так же быстро, как мы перешли на тему ее колонки, мы снова уходим от нее. Бабушка говорит о людях, которые давно умерли, но ей кажется, что она обедала с ними только вчера.

Я спрашиваю ее о свадьбе. В ответ она вываливает на меня ворох перемешанных воспоминаний о разнообразных торжествах, на которых ей довелось побывать за прошедшие годы, включая и свадьбы моих сестер. Бабушка Джуди любит свадьбы.

Но мою свадьбу она вряд ли запомнит.

Грусть и опустошенность— таков итог нашей беседы. Порой бабушка мыслит ясно и возрождает во мне надежду, но волны деменции быстро смывают ее за борт. Мы болтаемся уже очень далеко от берега, когда я целую ее на прощание. Я говорю, что мой отец, возможно, придет ее сегодня навестить.

— О, а кто твой отец? — спрашивает она.

— Твой сын, Уэллс.

— Ты ошибаешься. У меня нет сына.

Я выхожу из здания с мыслью, что мне необходимо с кем-то поговорить, и вывожу на экран список любимых номеров. Палец останавливается на имени Эллиота. Но после того что он вчера сказал про бабушку Джуди, предательством будет рассказывать ему о том, как сильно она выпадает из реальности.

Я пялюсь в список контактов, пока телефон не начинает звонить сам и на экране не высвечивается имя человека, которому я могу рассказать все. Я вспоминаю, как он говорил о серьезном обещании, которое дал дедушке, о том, что так же хранились секреты Мэй Крэндалл и моей бабушки, и обнаруживаю, что подсознательно уверена: он меня поймет.

Я остаюсь на месте и одновременно устремляюсь к нему, преодолевая расстояние и время — ведь мы не разговаривали с того дня, когда несколько недель назад вместе приезжали в дом престарелых. Зачем-то я сказала себе, что мне нельзя больше общаться с ним, что лучше оставить все как есть и двигаться дальше.

Я отвечаю на звонок и обнаруживаю, что он и сам не понимает, зачем позвонил. Интересно, он, как и я, думает, что дружба между нами невозможна? Подтверждением служит наше столкновение с Лесли на парковке.

— Я просто... — наконец произносит он. — Я встречал в прессе упоминания о скандале вокруг домов престарелых. И думал о тебе.

Меня заливает теплое, приятное чувство. Я к нему совсем не готова. Надо постараться не показать этого голосом.

— Ох, не напоминай. Если шумиха продлится еще дольше, я в конце концов на кого-нибудь сорвусь.

— Вряд ли. Сомневаюсь.

— Думаю, ты прав. Но как бы мне хотелось! Меня это невероятно... расстраивает. Я понимаю, что мой отец — государственный служащий, но мы тоже люди, понимаешь? Казалось бы, некоторые вещи не должны становиться темой для обсуждения, например, раковые заболевания. Или ситуация, когда родная бабушка не может вспомнить, кто она такая. Но кажется, сейчас люди готовы тыкать копьем в любое слабое место. Раньше было совсем не так. Даже в политике у людей оставались понятия о... — я пытаюсь найти нужное слово, но лучшее, что могу подобрать, это: — Порядочности.