Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Нет, но спасибо за предложение. Мне нужно по дороге расспросить водителя,— вообще-то я думаю, что паренек уже все мне рассказал, но лучше занять его разговором и упредить возможный звонок начальству. Кто знает, как его отец отреагирует на то, что я пользуюсь машиной, заказанной бабушкой Джуди, чтобы поехать в таинственное место? Он даже может сообразить, что таким образом нарушается конфиденциальность их соглашения. — И я не хочу дать ему шанс ускользнуть от нас.

Трент проводит пальцами по моей руке, прежде чем ее отпустить... или мне это только кажется?

— Не волнуйся, мы его не упустим.

Я киваю и машу Ионе, который широко улыбается мне набитым картошкой ртом, и мы пускаемся в путь.

Пробок нет, поэтому можно спокойно болтать с водителем. Он сообщает, что зовут его Оз и что моя бабушка очень хорошо ему запомнилась, поскольку вечно угощала его печеньем, шоколадками или конфетами, которые оставались у нее после встреч и собраний. Ему жаль, что она переехала в дом престарелых. Двусмысленные статьи и дискуссии в прессе прошли мимо Оза — он слишком занят: отец приболел, а за-казов прибавилось.

— Я начал беспокоиться за вашу бабушку, когда привозил ее сюда в прошлый раз,— признается он, когда мы съезжаем с автострады и мчимся по сельским дорогам, вероятно, приближаясь к цели нашего путешествия. Мы поворачиваем раз, другой; вокруг нас сужаются стены из равнинных кустарников, вьющихся лиан и высоких сосен.— Она неплохо ориентировалась, но, казалось, ее что-то смущает. Я предложил проводить ее до ворот, но она мне не позволила: сказала, что с другой стороны ее, как обычно, будет ждать машинка для гольфа и волноваться не о чем. Поэтому я отпустил ее. Больше мы с ней сюда не ездили.

Пока Оз рассказывает, я тихо сижу на заднем сиденье, пытаясь представить себе эти картины, но, как ни стараюсь, у меня ничего не получается.

— На следующей неделе после того случая у отца была операция на сердце, и мы на месяц наняли водителя на замену. Водитель, который меня подменял, понятия не имеет, что произошло. В последний раз, когда он видел вашу бабушку, она попросила отвезти ее в торговый центр и пообещала, что они увидятся в следующий четверг. Но вот как раз через неделю, когда на Лагниаппе приехал уже я, к машине никто не вышел. С тех пор так и было. Мы пытались звонить по номеру, указанному в ее счете, но никто не отвечал. В доме никого нет. Мы волновались; не случилось ли с ней чего. Извините, если мы делали что-то не так.

— Вы ни в чем не виноваты. Просто бабушкиным сиделкам не следовало оставлять ее в одиночестве, но в наши дни тяжело найти хорошего социального работника, — на самом деле о бабушке заботились замечательные люди, но она ухитрилась убедить их, что находится в трезвом уме и доброй памяти, а семья просто слишком сильно ее контролирует. И сиделки разрешали ей уезжать на такси по четвергам! Впрочем, и зарплатные чеки бабуля подписывала им сама, что не являлось секретом. Она вполне могла уволить того, кто стал бы ей перечить.

Такси преодолевает старый мост, построенный Управлением общественных работ, с осыпающимся бетонным ограждением и поросшими мхом арками и замедляет ход. Впереди нет ни домов, ни оград с почтовыми ящиками. Мы посреди пустоши.

Но Оз отлично знает, куда ехать, — случайному автомобилисту здесь пути нет. Едва заметные останки гравийной дороги двумя неровными колеями спускаются с шоссе в придорожную траву и пересекают дренажную трубу. А сразу за ней при внимательном осмотре обнаруживаются массивные каменные столбы, скрытые в переплетении лиан и зарослях ежевики. Прикрепленные к ним давно проржавевшими петлями тяжелые кованые ворота, каждая створка которых чуть ли не восемь футов в высоту, скособочились; похоже, им не дают упасть только цепкие побеги. Полусгнившая цепь с замком, соединяющая створки ворот, кажется чьей-то шуткой. Сюда никто не заезжал, наверное, лет пятьдесят, если не больше. Сразу за воротами посреди дороги растет платан шести дюймов в толщину, его мощные ветви проросли сквозь прутья решетки и медленно приподнимают одну створку ворот относительно другой.

— Пройти можно там,— Оз показывает на узкую тропинку, ведущую через калитку рядом с главными воротами. Похоже, ею пользуются: за калиткой дорожка основательно утоптана и отлично видна среди высокой травы. — Ваша бабушка уходила куда-то туда.

За нашими спинами хлопает дверца машины. Я вздрагиваю и оглядываюсь, но тут же вспоминаю, что это Трент.

Прежде чем снова повернуть голову, я внезапно испытываю стойкую уверенность, что ворота сейчас пропадут. Пуф — и нет. Я проснусь в своей кровати в Дрейден Хилле и подумаю: «Какой же странный был сон...»

Но ворота никуда не исчезают, и тропинка все еще ждет меня.

Ферн замирает на полпути через маленькую гостиную.

Ее тело так напрягается, что я могу рассмотреть каждую мышцу. Секунду спустя под ней растекается лужа — в первый раз за последние несколько недель.

— Ферн! — вскрикиваю я, но очень тихо, потому что не хочу, чтобы миссис Севьер услышала меня, пришла и увидела, что натворила сестренка. Наша новая мама очень гордится ею и явно не собирается с ней расставаться: она водит нас в кино, говорит о путешествиях, в которые мы отправимся все вместе, и о Рождестве, Санта-Клаусе и подарках. Она даже решила свозить нас в Огасту, в гости к своей маме. Ехать туда я не хочу, но и неприятности, особенно сейчас, когда миссис Севьер стала меньше следить за нами, не нужны ни мне, ни Ферн.

Я подскакиваю к сестренке, снимаю с нее платье, туфли и носки и вытираю ими лужу.

— Беги наверх, пока она не увидела.

Я слышу, как миссис Севьер разговаривает с кем-то в гостиной.

Губы Ферн дрожат, а глаза наполняются слезами. Я сворачиваю мокрую одежду и заталкиваю ее за ведро с пеплом, чтобы заняться этим позже, а она стоит, словно соляной столб.

И внезапно я понимаю, почему Ферн не двигается с места. Из гостиной доносится еще один голос. Я леденею, прислушиваюсь, и чем больше слов мне удается уловить, тем больше меня знобит: кажется, холод пробирает до самых костей.

— Беги, спрячься под кровать,— шепчу я на ухо Ферн и подталкиваю ее к лестнице,

Ферн взлетает на второй этаж и исчезает. Я дышу часто-часто, пробираясь, прижавшись к стене под лестницей, к приоткрытой двери в гостиную. В кухне Зума включает электрический миксер. Где-то с минуту стоит дьявольский шум, но потом голоса снова слышны.

— Это досадное недоразумение, хотя такое иногда случается,— говорит мисс Танн.— Я сама не испытываю ни малейшего желания забирать обратно детей, которым уже удалось подыскать хороший дом.