Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

— А вам не приходило в г-голову, — Фандорин с некоторым сомнением посмотрел на темя полицейского, — что убийца забрал драгоценности не ради наживы, а чтобы изобразить ограбление?

Судя по тому, что полковник вздрогнул, нет, не приходило.

— Мне нужно побеседовать с п-подозреваемыми.

— Это невозможно! Господа офицеры взвинчены, оскорблены. В любом случае, я не могу допустить, чтобы какой-то странный субъект устраивал допрос таким особам! Нет, нет и нет!

— Ладно, — с неожиданной кротостью уступил Эраст Петрович. — Тогда просто соберите всех в кают-компании. Мне нужно на них хотя бы взглянуть.

— Лишь через стекло, — отрезал Карнович. — Можете поговорить только с Танакой.

Потом Маса и господин стояли на палубе, затаившись у большого окна, и наблюдали, как в салон один за другим входят русские офицеры нерусского вида.

Они встали вокруг Карновича, который что-то объяснял или рассказывал, делая извиняющиеся жесты.

Высокий густоусый кавалерист, сердито двигавший кустистыми бровями, несомненно был персидским принцем. Рядом переминался с ноги на ногу флегматичный пухлолицый бухарец, сонно помигивал на полковника сверху вниз. По соседству с этой парой Карнович казался бы коротышкой, если б с другой стороны от него не стояли два миниатюрных, почти игрушечных гусара с одинаковыми крестиками Пажеского корпуса на ментиках. Сын сиамского короля принц Чакрабон, очевидно, был тот, что слева — с подкрученными усиками. В осанке корнета чувствовалась царственность. Чуть в стороне с презрительной улыбкой на породистой мандаринской физиономии торчал тощий дылда китаец.

— Что скажешь? — спросил господин.

— Перс темпераментен, гневлив. Может сгоряча и убить. Но маловероятно, что такой человек додумался бы для прикрытия изобразить ограбление. Бухарец слишком ленив. Китаец чересчур избалован. Если он — сын одного из девяти китайских цзунду , значит, с детства пресыщен всем на свете. Вообразить, что он станет убивать из страсти или корысти невозможно. Сиамцы, по-моему, не обидят и мыши.

Эраст Петрович не согласился:

— Не скажи. У корнета Най-Пума траурные глаза. Это сильный характер. И принц тоже совсем непрост [139]. Может оказаться тихим омутом, в котором ч-черти водятся. Ладно, идем к Танаке. Но я на него только посмотрю. Разговаривать не буду. Лучше, если с ним побеседуешь ты, с глазу на глаз. Как японец с японцем. Неважно о чем. Мне нужно только твое впечатление: способен ли этот человек убить женщину.

Вышел Карнович.

— Что, полюбовались на грабителей? Ломброзианские типы, не правда ли? — иронически осведомился он. — А теперь идите посмотрите на японца. Увидите, что сомнений нет. Под внешней холодностью скрывается жестокий, расчетливый зверь. Мои сотрудники собрали о Танаке досье. Он весьма небогат, сын бедного самурая — так называются их дворяне.

— Б-благодарю за разъяснение.

Не уловив насмешки, полковник продолжил:

— Танака командирован в Россию для стажировки в нашей армии. Сделан капитаном, что соответствует его японскому чину майора. Командует ротой Новочеркасского Александра Третьего полка. Проявил себя исправным офицером, представлен к командованию батальоном. По отзыву начальства, очень умен, инициативен, изобретателен. — Последнее слово было произнесено с нажимом. Русским языком владеет свободно. Даже принял православие, однополчане зовут его Георгием Ивановичем. Человек, с легкостью меняющий веру отцов и даже собственное имя, способен на что угодно. Так что всё сходится. Вам, Фандорин, не удастся украсть у меня заслугу раскрытия убийства.

— У японцев иное отношение к религии и личному имени. И к-красть у вас я ничего не собираюсь.

Перед каютой дежурил бравый жандарм. В дворцовой полиции они все были молодец к молодцу [140]. Вытянулся, откозырял.

— Как приказано, ваше высокоблагородие! Ухом к двери и начеку!

Не постучав, распахнул дверь.

С дивана вскочил невысокий, худой человек с бледным лицом и воспаленными глазами. Он был в одной рубашке. Китель с вензелем на погонах висел на стуле.

— Пойдемте, полковник, — сказал Эраст Петрович, посмотрев на арестанта не долее пяти секунд. — Не будем мешать господину Сибате.

Маса остался с капитаном наедине.

— Вы японец? — быстро сказал Танака. — Из посольства? Я не убивал эту женщину! Я самурай клана Тёсю и клянусь честью своего рода! И я докажу свою невиновность! Я совершу сэппуку! — Он показал на стол, где лежала обнаженная шашка. Ее клинок был на две трети обмотан полотенцем, так что торчал только острый конец. — Хорошо, что вы пришли. Мне нужен свидетель, который запишет мое предсмертное заявление!

— Вы этим ничего не докажете, — покачал головой Маса. — Только хуже сделаете. По русским понятиям самоубийство будет равносильно признанию. К тому же я не могу принять ваше заявление. Я не дипломат, я сыщик. Моя профессия — находить преступников и защищать невиновных. Благодарю, капитан, что уделили мне время.

Он повернулся уйти.

— Куда вы, Сибата-сан? Постойте! — воскликнул Танака. — Я так рад соотечественнику!

— Я видел достаточно, Георгий Иванович. Вы невиновны, — сказал Маса по-русски, чтобы услышал жандарм, который начеку и ухом к двери.

Господину Маса просто качнул головой. Тот понял.

— Хорошо. Теперь едем на место п-преступления.

В особняке Лабазовой (нарядный, бело-розовый дом на Морской) они прошлись по первому этажу. В столовой на неубранном столе стояли грязные тарелки, в недопитых бокалах плавали упившиеся до смерти мухи. Рядом — салон-гостиная с раскрытым роялем. В вазах поникшие цветы — сотни лилий. Очевидно именинница их любила. Фандорин подобрал с пола пустую бутылку из-под «Клико», почему-то перевязанную кокетливым бантом.

— Как трогательно. Играли в б-бутылочку. О милые дети… Зюкин, покажите кабинет.

Поднялись на второй этаж.

Маса не очень понял, почему комната, в которой нет ни одной книги, а вместо письменного стола посверкивает позолотой туалетный столик, называется кабинетом. На стене висел шкафчик резного палисандра, дверцы нараспашку. Внутри три шкатулки. Пустые. Замок взломан ножницами, которые остались на полке.

Посередине комнаты сыщики присели на корточки, изучая темное пятно на ковре. Здесь Звезда Востока упала и испустила дух. Неподалеку на полу валялись ножны от длинного кавказского кинжала. Господин поднял их двумя пальцами, осторожно осмотрел, недовольно вздохнул.

— Я надеялся на отпечатки. Увы, с узорчатой скани их не снимешь. Такая же наверняка и рукоятка. Кстати, где орудие убийства?

— Должно быть, у полковника Карновича.

— Тогда тем более. Этот б-болван, конечно, всё залапал. Эх, если б полиция, прибыв на место, просто обыскала всех присутствующих, преступник сразу был бы обнаружен. Он ведь рассовал по карманам содержимое трех шкатулок!