Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

– Да-да, конечно, – поспешил согласиться я, стараясь не смотреть на картину.

– Как вас зовут? – поинтересовался хозяин приятного голоса.

Он был одет в длинные светлые панталоны со штрипками и белую рубашку с высоким воротником и широкими манжетами. Его светлые волосы были уложены тугими локонами, а на щеках от виска белели узкие полоски волос, называемые фаворитом.

– Яков Андреевич Кольцов, отставной поручик Преображенского полка, – отрекомендовался я. – С кем имею честь?

– Андрей Валерианович Войчевский, – ответил светловолосый господин, – дворянин, помещик, художник и содержатель салона! Картина моей работы, – похвастался он, кивнув на портрет.

– А вам известно, что женщина, изображенная на картине, погибла? – поинтересовался я, стараясь не смотреть на портрет.

– Увы, – развел руками художник, – на все воля божья!

– А вы знали ее поклонников? – вновь поинтересовался я.

– А к чему вам это, Яков Андреевич? – удивленно приподнял брови Войчевский.

Я с заговорщическим видом склонился к нему и прошептал на ухо:

– Есть подозрение, что графиню убили!

– Не может быть! – воскликнул Андрей Валерианович. – Что вы говорите?! Кто вы такой? Вы полицейский?

– Нет, – возразил я ему. – Скажем, я веду расследование частного характера…

– У графини было много поклонников, – ответил Войчевский словами Елизаветы Артемьевны.

У меня появилось какое-то странное подозрение, что все эти люди действуют заодно. Я понимал, что это – бессмыслица, но ничего не мог поделать с собою.

Случайно мой взгляд упал в противоположную сторону. В дверях стояла княгиня Данилина. Сегодня она была в легком муслиновом платье и бархатном спенсере. Елизавета Артемьевна шагнула в огромный зал и тут заметила меня. Она почему-то заволновалась и выронила из рук кружевную дамскую сумочку.

Я оставил художника в одиночестве и устремился к княгине.

– Позвольте я вам помогу. – Я поднял сумочку, а заодно и сложенный в несколько раз листок, который из нее выпал. – Что это? – полюбопытствовал я, держа в руках бумагу.

– Отдайте, – залившись краской потребовала Данилина.

– Нет, нет, позвольте, – я развернул листок.

Лиза не могла открыто спорить со мною, иначе это грозило привлечь к нам слишком много внимания. В салоне Войчевского было много людей из хорошего общества. Могли найтись и такие, которые знали княгиню в лицо.

– Что вы себе позволяете?! – взвилась Елизавета Артемьевна. – Это неслыханно! – прошипела она. – Разве это прилично?

– Я только хочу взглянуть, – невинным тоном ответил я. – Неужели вы храните какие-то неприличные тайны?!

– Это не ваше дело, – грубо пробормотала княгиня. Она до крови прикусила губу, как только увидела, что я разворачиваю листок.

Тем временем к нам подошел Войчевский.

– Я вижу вы не скучаете, – заулыбался он.

Я поднес листок к свету. Он явно был вырван из какого-то дамского альбома. Края его были неровно оборваны. На нем был выполнен рисунок в карандаше.

– Очень хорошая работа, – похвалил изображенный на альбомном листке портрет Андрей Валерианович, заглянув мне через плечо.

Елизавета Артемьевна нервно теребила на шее золотую цепочку.

– О! Да это же один из поклонников графини Ольги, – проговорил Войчевский вполголоса. – Это же капитан Алексей Валежников!

Изображенное на портрете лицо и мне показалось знакомым. Это был тот самый байроновский «Чайльд Гарольд» с затонувшего фрегата «Стрела», которого поначалу считал погибшим. Но он-то представился мне как Орлов, а не Валежников. Теперь инициалы совпадали с инициалами на том письме, которое я обнаружил в Ольгиной спальне.

– Так он офицер, – проговорил я вполголоса.

– О, да, – подтвердил художник. – И при том блестящий! Только что-то его давно не видно! Говорят, что недавно он побывал за границей…

– Ах, вот оно что, – отозвался я с пониманием. – Не во Франции ли случайно?

– Врать не буду, не знаю, – ответил Войчевский.

– Отдайте листок, – потребовала Елизавета Артемьевна дрогнувшим голосом, едва ли не со слезами.

– Смотрите, – художник ткнул пальцем в угол листа. – Да здесь и подпись имеется: «А. Валежников», а под ней еще что-то начертано… Немного стерлось! Ну-ка, ну-ка… Да это же собственной ручкой покойной графини написано: «Александрова»!

– Видимо, листочек-то из альбома Александровой, – заключил я глубокомысленно. – А вы говорили, что не знали ее поклонников? – Я пытливо посмотрел на княгиню.

– Нет, все это сплетни! И обсуждать их не стоит! – воскликнула Елизавета Артемьевна, и на ее возглас обернулосьнесколько человек. – Нет, вы ошибаетесь, сударь. Но если вы имеете нужду обязательно говорить об этом, то уйдемте отсюда!

– Как скажете, – откликнулся я, и через пару секунд мы уже были на улице.

Елизавете пришлось глотнуть свежего воздуха, чтобы немного прийти в себя. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Так сильно было пережитое ею волнение.

– Итак, вы намерены мне что-либо объяснить? – требовательно осведомился я.

– Мне нечего вам объяснять, – стояла на своем княгиня Данилина. – Отдайте листок! – Она гневно сверкнула на меня своими пронзительными глазами.

– Откуда у вас этот портрет? – поинтересовался я.

– Мне его подарила Ольга, – нервно ответила молодая княгиня. – Она увлекалась живописью! Что в этом особенного? А этот портрет ей особенно удался. Вы удовлетворены?

– Разумеется, нет, – усмехнулся я.

– Вы отдадите мне листок или нет? – княгиня Елизавета Артемьевна начала терять терпение. Ее лицо сделалось даже некрасивым, от того что она готова была вот-вот заплакать.

– Успокойтесь, – попросил я ее. – Лучше расскажите мне все, что вам известно о человеке с портрета!

– Ничего мне не известно! – взорвалась княгиня Елизавета. – Вы, верно, нарочно выводите меня из себя! – Она схватилась за горло, будто ей стало трудно дышать. – Ну, хорошо же. Вы – безжалостный человек! Вы вынуждаете открыть вам мою самую сокровенную сердечную тайну! Я сама вырвала этот лист из альбома! Да, Алексей был ее поклонником… Но я любила его! Теперь вы довольны?

– Расскажите, как мне его найти, – проговорил я в ответ.

– Нет, это решительно переходит все границы приличия! – возмутилась княгиня. – Сударь, где вы воспитывались? Я ничего не знаю об Алексее с тех пор, как они вместе с Ольгой сбежали в Кале!

– А где он жил прежде?

– Не знаю, – настаивала на своем Елизавета Артемьевна, – он был ее… поклонником, а не моим! Я не наносила ему визитов! – Мне показалось, что она хотела сказать любовником, а не – поклонником, но вовремя осеклась.

– В каком полку он служил? – поинтересовался я, протягивая Елизавете листок с портретом.