Фиделис Морган - Неестественный свет

На сцену вышел скрипач в коричневом камзоле и встал рядом с синьором Фидели. Музыкант пристроил скрипку под подбородком, синьор Фидели набрал полную грудь воздуха и запел:

Его чистый голос взмывал все выше и выше, пока публика, состоявшая преимущественно из женщин, не замерла в экстазе.

Элпью сидела с разинутым ртом. Она никогда не видела ничего подобного. На сцене стоял и пел женским голосом мужчина. На самом деле даже более высоким, чем у всех известных ей женщин. Она никогда не смогла бы взять это верхнее «ре», даже если бы тяжеловоз с груженой подводой отдавил ей ногу.

Вытаращив глаза, Элпью шепотом спросила у графини:

— Это переодетая женщина?

Графиня фыркнула в ответ на такое невежество.

— Нет, дорогая, это знаменитый Сигизмондо Фидели. Это самый известный в мире итальянский кастрат!

— Знаменитый кто?

— Кастрат! Кастрат! Он мужчина, но у него удалены яички.

— Яйца, вы хотите сказать?… — Элпью показала на свой лобок.

Графиня кивнула, сунув язык за щеку, прежде чем проговорить одними губами:

— Да, яички!

Элпью наклонилась вперед и, прищурившись, впилась взглядом в трико мужчины.

Элпью посмотрела на зрителей. Все сидели как завороженные. Несколько минут она наблюдала за графиней и Пигаль, на их лицах было написано такое обожание, словно синьор Фидели был… ну, в общем, словно он был полноценным мужчиной.

Наклонившись к графине, Элпью тихо прошептала:

— Я только что увидела одного человека, мадам. Наслаждайтесь концертом. Я буду ждать вас у входа, когда он закончится.

Не отрывая взгляда от полного человечка, графиня согласно кивнула.

Выбравшись из зрительного зала, Элпью рванула прочь.

— Кошачий концерт какой-то! — крикнула она девочке с апельсинами, сидевшей на корточках в коридоре и подсчитывавшей выручку перед первым антрактом.

— Синьор Фидели? — воскликнула девушка. — Он очаровательнейшее создание. Ангельский голос.

Элпью поспешила дальше. Мир сошел с ума. Она юркнула за штору и протиснулась в дверь, ведущую за кулисы.

Сбоку от сцены, в тени, столпились оголтелые обожательницы: прислонясь к декорациям, они, словно в трансе, смотрели на певца. Элпью растолкала их, стремясь попасть в уборные.

В артистическом фойе склонились над выпивкой несколько актеров, наемных, судя по их виду. До Элпью донеслись обрывки их разговора, где преобладали слова «я», «ведущий актер», «я», «столько лет опыта», «я» и «меня», и она порадовалась, что разыскивает не их.

Она вошла в дамскую уборную. Крепкая женщина средних лет сидела под окошком, расположенным под самым потолком, и шила.

— Здравствуй, Молли, — сказала Элпью, садясь на длинную скамью спиной к столу и зеркалу. — Как дела?

Молли глянула на нее исподлобья.

— Не моя ли это красотка Элпью? Работу ищешь, а?

Элпью удивилась — Молли должна была бы лучше ее знать.

— Миледи пришла на концерт.

Молли сочувственно на нее поглядела.

— Просто загадка. «Друри-Лейн» дает представление — акробаты, канатоходцы и дрессированные собачки, публика валом валит. А потом закрепляет свой успех с помощью Силача из Кента… Ты его видела?

Элпью покачала головой.

— Ненавижу театр.

— Нет-нет, — усмехнулась Молли. — Это совсем другое! Шесть футов росту, мускулы — словно у него повсюду засунуты суповые миски. И он заставлял эти мышцы двигаться, как будто они живые. Поднял груз в две тысячи двести сорок фунтов, разрывал на куски толстенные веревки. Это было умопомрачительно. А когда он поднял лошадь…

— Человек поднял лошадь? — Элпью подумала, что ослышалась, но Молли кивнула.

— Лошадь! — Она отложила иголку и вздохнула. — Какой мужчина! Я была бы не против немного с ним порезвиться. — Она снова принялась за шитье. — А что у нас? Маленький жирный итальянец без яиц, который вопит почище мартовского кота, а женщины сходят по нем с ума. — Она испустила тяжкий вздох и откусила нитку. — Не понимаю.

Элпью кивнула головой в сторону фойе.

— А чего они здесь?

— Актеры-то? Они здорово злятся. Репетировали все утро, даже домой не ходили. — Молли затянула нитку и закрепила ее, потом стала выбирать в своей швейной корзинке нитки другого цвета. — Неудачный сезон для пьес. Все недовольны. Многих актеров уволили под Рождество. Если только они не умели прыгать через обручи или танцевать на канате.

— И никому из актеров не платят, пока там каркает этот евнух.

Молли кивнула.

— А на следующей неделе главный, от большого ума, решил отменить все запланированные спектакли и пригласить мусье Баллона, обучающего танцам французского дофина.

Элпью разинула рот.

— Французского дельфина? Да как же можно научить рыбу танцевать?

— Дофина, а не дельфина. Это по-французски «принц». Так что еще одна новомодная штучка урежет актерский заработок. — Молли вздохнула и покрепче затянула нитку. — Однако все они актеры. — Подняв брови, она постучала по носу наперстком. — Понимаешь, о чем я? У них у всех настоящие трудности, а их единственно волнует, у кого яйца больше.

— Пусть радуются, что они не синьор Фидели! У него вообще никаких нет!

Женщины расхохотались, потом зажали рты ладонью, испугавшись, как бы смех не долетел до сцены.

— Так чего же ты тут ищешь, девочка? — спросила Молли, зажав нитку в зубах и взглядом ища затерявшуюся на коленях бусину.

Наклонившись к собеседнице, Элпью прошептала:

— Мне надо найти одного типа, здорового такого. Через торговок апельсинами он передает кое-кому записки.

— Наверное, богатым женщинам? Они все это делают.

— Нет, — покачала головой Элпью. — Он передал записку джентльмену, другу моей госпожи, и эта записка привела его к смерти.

Молли ахнула. Артистическая наполнилась громом нарастающих аплодисментов. Переждав их, Молли заговорила:

— Это не тот молодой джентльмен, которого убили два дня назад в Ковент-Гардене?

— Ты об этом знаешь?

— Мы всё знаем, — Молли вывернула платье налицо. — Все здешние болтаются по вечерам на той площади. Так что когда кому-нибудь перерезают глотку… — Она передернулась.

— Красивое, — заметила Элпью. — Чье это? Брейсгирдл?

— Нет, миссис Барри. — Молли встряхнула платье, демонстрируя его во всем великолепии. — Это было свадебное платье королевы Марии.