Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных

Присутствующие помолчали, обдумывая услышанное. Катя про себя порадовалась, что несмотря на то, что много еще неизвестного во всем этом деле, имеются уже три версии и это не так уж мало. По крайней мере, понятно, в каких направлениях можно двигаться дальше.

Посидели еще немного, а после решили, что Фарапонов сосредоточится на своей «политической» версии, Сульский на «шантаже», а Карозиным досталась «мистика». Обозначив таким образом основные версии и договорившись о новой встрече, полицейские уехали уже в три часа ночи. На следующий день было решено поехать в Ляпинку и расспросить тех, кто более часто общался с Соколовым.

Карозины отправились спать, но уснуть не могли, все обдумывали и обговаривали каждую из версий. Катя решила, что поедет к Наташе, поговорит с ней, может быть, все-таки что-то еще всплывет. Правда, ее пугало то обстоятельство, что придется рассказывать о трагедии, случившейся с ее возлюбленным.

Карозин с утра, как обычно, поехал в университет, а к Кате около полудня прибыл Сульский. Когда он вошел в кабинет, Катя задумчиво рассматривала четьи-минеи, может быть, в надежде что-то узнать из них, но увы, и на сей раз она видела перед собой просто пожелтевшие от времени листы книги.

– Добрый день, Катерина Дмитриевна, – поздоровался молодой полицейский. – Я сейчас еду в Ляпинку, как и было условлено, вот и заехал к вам, возможно, вы с Никитой Сергеевичем тоже захотите туда отправится.

– Здравствуйте. Никита в университете, – ответила Катя, – а вот я да, согласна, более того, я и сама хотела туда ехать и пожалела, что вчера вам об этом не сказала. Но я рада, что вы заехали. Подождите немного, я сейчас.

Она вышла из комнаты, чтобы переодеться, и выбрала для поездки закрытое темное и наиболее простое платье, полагая, что ни к чему привлекать к себе особенное внимание бедных студентов шикарными нарядами. Через полчаса она уже ехала с Сульским в наемном экипаже и он рассказывал ей о том, как в конце семидесятых купцы братья Ляпины решили перестроить большое строение, служившее некогда складом и расположенное во дворе их особняка, в бесплатное общежитие для студентов университета и учеников училища живописи и ваяния.

– Живут в Ляпинке подолгу, – говорил милый молодой человек. – Иногда даже и после окончания курса остаются до получения места. Конечно, живут здесь бедные, прямо сказать, люди. Ну да и вообще среди студентов совсем немного богачей, – продолжил он с какой-то грустной ноткой и глаза его, светлые серые и большие, как-то заметно погрустнели. Катя поняла, что и он в недавнем прошлом был одним из этих бедных студентов.

– Расскажите еще, – попросила она. – Вы, наверное, знаете, как они живут.

– Знаю? – слегка улыбнулся Сульский. – Да, мне известно это не понаслышке. Я сам не здесь жил во время оно, но кое-какие из моих приятелей здесь квартировали. А вам что, действительно интересно?

– Конечно, – простодушно откликнулась Катя. – Расскажите, где студенты проводят свои свободные вечера, ну и вообще, каков их быт, как он устроен.

– Насчет свободных вечеров дело дрянь. Для необеспеченных выбор невелик, – со вздохом промолвил Алексей Петрович. – У совсем уж бедных и вовсе знакомств почти нет, да и пойти не в чем, ну и некуда тоже. Вот только дешевые трактиры и остаются, – он глянул на нее сбоку. – У живописцев два таких: «Колокола», что на Сретенке, и вот, неподалеку от училища, на углу Уланского переулка и Сретенского бульвара. Там и гуляют. У кого нынче есть свободный рубль, то и угощает. Вообще студенты, как правило, живут по-товарищески. Но в Ляпинку попасть не так уж просто, тут у них всегда очередь на место.

Сульский снова вздохнул, но в это время экипаж уже подъехал к Ляпинке и разговор был прерван. Алексей Петрович помог Кате выйти и провел ее во двор, к двухэтажному жилому дому, где и квартировали студенты. Вошли в довольно грязный подъезд.

– Начальства здесь никакого, – оповестил Катю Сульский. – То есть, никакого надсмотра. Внизу столовая, как раз скоро обед, здесь рано обедают. Обед простой, щи да каша, – улыбнувшись продолжил Алексей Петрович. – пятнадцать копеек стоит, а раз в день бесплатно чай с хлебом. Причем, в столовой как раз нечто вроде клуба. И сюда, – понизив голос, добавил он, – нашему брату лучше не соваться, не одному уж сыщику делали допрос «по-ляпински».

Они подошли к лестнице и стали подниматься.

– Комнаты на четыре человека рассчитаны и нам нужна та, что крайняя слева, – они шли уже по длинному коридору.

– А вы уверены, – спросила Катя, – что мы застанем тех, кто нам нужен?

– Застанем, здесь его соседи нынче, за это уж не волнуйтесь, – усмехнулся Сульский. Он смело постучал в последнюю слева дверь.

– Кто там? – тотчас раздался за дверью глухой мужской голос.

– Открывайте, Пивоваров, это Сульский.

Дверь отворилась и на пороге появился не слишком молодой человек, одетый весьма неряшливо – в несвежую рубашку и мятые брюки, длинноволосый с худым широкоскулым лицом и болезненно горящими темными глазами.

– Простите, я не знал, что вы с дамой, – виновато пробормотал он и тотчас скрылся в глубине комнатки.

Катя не спешила входить, через несколько минут Пивоваров сам позвал гостей. Он успел одеть длиннополый, засаленный на карманах и локтях сюртук и даже причесаться.

– Входите, – он закрыл за ними дверь. – Вы по давешнему делу, да, Сульский?

– Да, – ответил Алексей Петрович. – А где ваши соседи?

– Они в лавку отлучились. Сейчас придут. Садитесь, – предложил он, указывая на два из четырех имеющихся в комнатке стульев.

Катя огляделась. Комната была длинная, как пенал, об одно окно, вместо штор на нем использовалось старенькое покрывало, висящее сейчас на одном гвозде. Четыре кровати, четыре столика с ящиками у каждой из них, четыре стула, а по стенам на вбитых гвоздях висели кое-какие вещи, составляющие скудный гардероб хозяев комнатки.

Она осторожно опустилась на краешек стула, Сульский при этом посмотрел на нее сочувственно и понимающе, а Пивоваров, наоборот, с какой-то сардонической усмешкой.

– Итак, чем могу помочь? – спросил Пивоваров у Алексея Петровича.

– Мы приехали поговорить о вашем соседе. Это чрезвычайно важно, Пивоваров. Не скрывайте, пожалуйста, ничего. Победите в себе предубеждение против полиции.

– А я и не знал, – едко отпустил Пивоваров, – что с некоторых пор в полиции служат и дамы.

– Вы забываетесь, – довольно мягко, но уверенно этак произнес Сульский и глаза его опасно сузились. – Эта дама, к вашему сведению, дальняя родственница вашего соседа и ей не безразлична его участь.

– Прошу прощения, – неприязненное выражение тотчас улетучилось с лица Пивоварова и он посмотрел на Катю как-то по-новому. – Вы из Рязани, да? Михаил говорил что-то… – он нахмурился, видимо, силясь припомнить.