Линдсей Дэвис - Серебрянные слитки

— Фалько! Фалько — это имя тебя дали родители?

— Марк, — признался я. — Все точно так же, как у Феста, и это должен был знать Фронтин.

— Марк! О, Юпитер, я буду называть тебя Фалько. Как ты впутался в это дело, Фалько?

— Назначена награда за серебряные слитки.

— Нет, парень, не назначена! — он внезапно заговорил покровительственным тоном, словно отец. — Это политическое дело. Оставь его гвардии. Фест сказал бы это тебе, но его здесь нет, поэтому послушай меня. Послушай, и я все объясню. После того как на троне менее чем за двенадцать месяцев сменились четыре человека, Веспасиан кажется приятным вариантом. Но на него продолжают охотиться несколько типов. Ты знаешь, как это бывает. Когда у тебя увольнительная, они подходят и что-то тебе предлагают. Маленькие человечки, у которых для продажи есть нечто большое…

— Серебряные слитки! — Все встало на место. — Ex Argentiis Britaniae. Финансирование политического заговора. И кто За этим стоит?

— Именно это и хочет знать гвардия, — с мрачным видом сообщил мне Фронтин.

Я заметил движение мужчин вокруг него.

— Верность императору, — сказал я осторожно, не глядя ни на кого из них.

— Если хочешь… — Юлий Фронтин рассмеялся.

Они гордятся верностью. В свое время преторианская гвардия физически поднимала императоров на трон. Они таким образом короновали Клавдия, а в год четырех императоров даже такой бритый олух, как Отон, смог захватить империю после того, как заручился поддержкой преторианской гвардии. Но для их подкупа потребуется частный монетный двор. Кто-то не испугался британской погоды, чтобы это организовать.

— Когда ко мне подошли, я потребовал доказательств, — сообщил Фронтин. — Я тянул время. Они появились через два дня с бруском, на котором стояло клеймо. Мои ребята преследовали долгоносиков назад в их логово, когда те поспешно разбежались и сбросили добычу.

Поскольку я уже поднимал слиток, то понимал, почему они это сделали.

— Мы их потеряли, а когда отправились назад, то не нашли и слитка. Мы отправили шпионов в дешевые кабаки на берегу Тибра и вскоре услышали, что какой-то извозчик хвастается, что нашел некую штуку, за которую получит золотое спасибо от самого императора. Кто-то менее нежный, чем преторианцы, очевидно тоже про него услышал.

Фронтин посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я почувствовал холод в груди под нижней туникой. Он был абсолютно трезв.

— Веспасиан не дурак, Фалько. Возможно, он выпрыгнул из ниоткуда, но он все правильно рассчитал и действовал умно. Он полагался на сообразительность и инстинкты. Мы решили, что он в курсе. А теперь появляешься ты! Ты работаешь информатором на дворец, луч света? Ты выполняешь специальное задание, прикрывая Веспасиана на тот случай, если преторианцы его подведут?

— Насколько я знаю, нет, Юлий…

Я начал понимать, сколько же всего я на самом деле не знаю.

На следующий день я снова отправился к сенатору. Я смог добраться до него после вечера с Фронтином лишь во второй половине дня, впрочем. Детали моего утра мы, пожалуй, опустим. Скажу лишь, что большую часть утра я провел в постели, мучаясь повторяющимися болезненными спазмами. Когда я появился в доме сенатора, то нашел его страдающим от послеобеденных болей в желудке. У меня тоже болел живот, хотя я не мог смотреть на еду и не обедал.

Я ворвался в дом. Сенатор определил мое настроение по внезапности моего появления. Сегодня я выскочил, как негодяй, из пьесы какого-то драматурга, злобно фыркая, кудахча и желая поделиться своими злыми умыслами со зрителями. Камилл Вер был достаточно мил, отложил в сторону бумаги, с которыми работал, и позволил мне выпустить цветную пену.

— Никаких серебряных слитков, но я натолкнулся на заговор! Вы меня обманули, господин. Вы лжете гораздо больше, чем больная шлюха в храме Исиды, и с гораздо более гнусной целью, но рассказанной точно, ловко и умело.

— Фалько! Можно мне объяснить?

Нет, он по крайней мере задолжал мне разрешение на бурю эмоций. Мои ярость и возбуждение очаровали его.

— Избавьте меня от этого, сенатор. Я не касаюсь политической работы. Я не считаю риск стоящим. Моя мать уже подарила одного сына Веспасиану в Галилее. Я — единственный из оставшихся у нее, и я очень хочу жить дальше!

Камилл Вер выглядел обиженным и раздраженным. Он считал, что я недооцениваю его политические доводы. Поскольку я считал, что это делает он, мы выглядели как два шашиста после пата — оба в безвыходном положении.

— Ты хочешь, чтобы Веспасиана убили? О, Фалько! Ты хочешь, чтобы страну снова раздирала гражданская война? Ты хочешь краха империи? Больше войн и боев, больше неуверенности, больше пролитой римской крови на римских улицах?

— Людям платят немалые деньги за защиту императора, — выпалил я. — Мне платят ложью и обещаниями.

Внезапно я потерял терпение. Здесь для меня не было будущего. Меня обманули, попытались использовать. Более умные люди, чем этот сенатор, принимали меня за деревенского клоуна, фигляра и обнаруживали затем свою ошибку. Я немного успокоился и закончил смехотворное театральное представление.

— Веспасиан не любит информаторов, а я не люблю императоров. Я думал, что мне нравитесь вы, но любая килька, оказавшаяся не в своих водах, может допустить ошибку! Прощайте, господин!

Я вышел. Он позволил мне уйти. Как я заметил раньше, Децим Камилл Вер был умным и хитрым человеком.

В гневе я мчался по залу с фонтаном в центре, как вдруг услышал какой-то шорох.

— Фалько! — меня звала Сосия. — Иди в сад. Нам нужно поговорить.

Было бы неправильно сплетничать с молодой госпожой, даже если бы я и дальше работал на ее дядю. Я стараюсь не расстраивать сенаторов, общаясь с опекаемыми ими лицами в их собственных домах, где слуги могут увидеть все происходящее. Если я вообще буду разговаривать с Сосией — что я должен сейчас сделать, поскольку сия благородная дама заговорила со мной — разговор должен быть быстрым. И нам следует остаться в зале.

Я шаркнул по мраморным плиткам пола каблуком.

— О, Дидий Фалько! Пожалуйста!

Исключительно из желания сделать назло я последовал за ней.

Девушка провела меня во внутренний дворик, который я не видел раньше. Здесь блестел белый камень, черно-зеленые подстриженные кипарисы создавали прохладу, ворковали голуби и бил фонтан еще большего размера, чем в зале. За одной из каменных ваз, покрытых лишайником, пронзительно закричал павлин. В вазах цвели гордые белые лилии. Это было прохладное, красивое тихое место, но я отказался устроиться в тени в перголе, увитой ползущими растениями, и успокаиваться. Сосия села. Я смотрел на нее стоя, сложив руки на груди. В некотором роде это было неплохо. Однако как бы мне ни хотелось ее обнять, я не позволил себе этой радости.