Саймон Ливек - Демон воздуха

Они оживились, лишь когда мы вышли за пределы города и взяли путь на юг — потому что только там мы сказали им, с кем надеемся повидаться.

— Ух ты, колдун! И он что же, заколдует нас всех мертвой женской рукой? — полюбопытствовал обрадованный Змей.

— Ну уж нет. Об этом и не мечтай, — ответил я. — Только бездарные колдуны занимаются такими вещами. А этот просто истолкует мой сон, вот и все.

После этого мы шли почти не разговаривая — берегли дыхание для ходьбы. А когда оказались на насыпной дороге, то мальчишки окончательно притихли, ибо тут было на что полюбоваться.

Стоял прекрасный зимний день. Легкий ветерок уже разогнал утренний туман и теперь вздымал рябь на воде, на поверхности которой отражалось солнце и угадывались глубинные тени и очертания. Глядя на них, легко представлялись страшные вещи, находящиеся там внизу, — например, исполинская зубастая рыбина Ауицотль, пожиравшая тела утопленников. Но стоило отвести взгляд в сторону и посмотреть на лодки, как страх пропадал. А лодок здесь было великое множество — и маленьких одноместных, и больших грузовых, и даже плавучих домов, где под навесами круглый год жили люди.

А оглянувшись назад, можно было увидеть и сам город. В такое ясное солнечное утро его яркие величественные храмы и беленые стены домов на фоне заснеженных искрящихся горных вершин не могли не тронуть сердца любого ацтека. Созерцая эту прекрасную картину, я тотчас же забыл об обитателях города — о капризном суровом хозяине, о его злобном задире слуге, об императоре, об отце и братьях, обо всех, кто портил мне жизнь многие годы, даже о Туманном и о его сыне. Отсюда мне был виден только город — величественный и прекрасный, построенный моим народом из ничего всего за какие-нибудь несколько связок лет.

Почти с сожалением я повернулся обратно к дороге. Движение здесь сегодня было небольшое — всего несколько пеших путников. Навстречу нам попался караван с юга. Вереница согбенных носильщиков, обливаясь потом, тащила тяжелые тюки с ценными экзотическими товарами. В другую сторону бодро протопал отряд воинов, коим мы поспешили уступить путь, прижавшись к обочине. Почти все они, судя по грубым плащам и несбритым локонам на затылке, были неопытными в военном деле юнцами, зато вел их настоящий ветеран — «остриженный». Они выдвинулись в дальний путь, на войну — об этом свидетельствовали туго набитые заплечные мешки, поверх которых крепились украшенные перьями щиты и сверкавшие на солнце мечи.

— Боевой вид, ничего не скажешь! — заметил вслух Рукастый, вместе с сыновьями продолжая глазеть вслед воинам. Оба паренька даже рты пооткрывали от изумления. — Вот с добычей-то вернутся! Эх, жаль, староват я для этого дела, а то бы присоединился! С копьем-то управлялся — ого-го!.. Да и сейчас еще могу. Видел бы ты…

— Верю, — сухо перебил его я. — В свое время вдоволь насмотрелся на плоды их трудов, можешь не сомневаться. — Я глядел на облако пыли, поднятой ногами бравых молодцев. Когда-то и я был таким, как они, мечтал о «цветистом пути смерти» в бою или на жертвенном камне. А потом, как и все молодые жрецы, попал на войну и узнал по-настоящему все ее ужасы. Там я видел поверженного вражеского воина, беспомощно корчащегося у моих ног; раненого, в недоверчивом изумлении разглядывавшего собственную отрубленную руку; и опытного бойца, чье тело было втоптано в грязь вместе с почерневшими от крови перьями боевого шлема. Но больше всего мне запомнилось царившее там смятение — когда хриплых криков полководца никто не слышал, а жизнь, казалось, застыла, словно на страшной картине, и один только Тескатлипока знал, кто победил в битве и какой смысл имеет такая победа.

Война, подумал я, годится лишь для юнцов, у которых нет времени поразмыслить о будущем, да для стариков, уже успевших забыть свое прошлое. Остальным же надо просто жить и взрослеть.

Судя по описаниям старого раба, деревушка, в которой проживал Сипактли, находилась совсем близко от Койоакана. Обогнув город, мы двинулись вверх по невысокому холму, чьи склоны сплошь занимали поля. Среди этих угодий то и дело встречались крытые тростником хижины из земляного кирпича.

— Там люди живут! — со знанием дела заметил Олень.

— Нет, не живут! — возразил ему брат. — Для жилья они маловаты. Наверное, их строят огородники-горожане, чтобы укрываться от зноя во время полевых работ.

— Вы что, первый день, как на свет родились? — рявкнул на них отец. — Во-первых, говорите потише! Люди здесь живут, так что имейте к ним уважение. — И, уже обращаясь ко мне, он прибавил: — Что-то не слишком здесь жизнь кипит.

Я огляделся по сторонам, потом сказал:

— Да, я вообще никого не вижу. А может, просто работы нет в такое время года?

— Работа есть всегда, — уверил меня мой спутник. — Знал бы ты, что такое работать в поле! Посмотри-ка вон туда. Видишь зимние тыквы? Их никто еще не собрал. А ведь они потеряют урожай, если не почешутся!

Пузатые овощи и впрямь сиротливо лежали, будто всеми забытые, на подстилках из собственной ботвы. Прямо за этими тыквами я заметил невысокий холмик, который поначалу принял за обычный пригорок, пока не разглядел торчащее из него перо и почерневшие, осыпавшиеся остатки земляных кирпичей на его поверхности.

Хоть солнце и пригревало мне спину, я вдруг почувствовал озноб.

— Что это здесь произошло? — спросил я вслух, медленно выговаривая слова.

Мой спутник озадаченно насупился, разглядывая пепелище.

— Может, тут как раз жил огородник, вырастивший эти тыквы? Что, если кто-то опрокинул очаг, а Старый Бог обиделся и сжег весь дом?

Я нервно рассмеялся:

— Надеюсь, здесь жил не Сипактли.

— Я тоже на это надеюсь, учитывая, сколько мы сегодня отмахали. Надо бы походить, посмотреть вокруг. Может, встретим кого, кто скажет, где обитает этот колдун. — Он повернулся к сыновьям, но те его не замечали, занятые перепалкой.

— Я же говорил тебе, что это дома! — орал Олень на брата. — Только ты ведь тупой и не отличишь дома от енотовой норки.

Змей пнул брата по ляжке и благоразумно отбежал в сторону. Глядя, как он улепетывает, я не мог сдержать улыбки. Он был младше и, как я подозревал, сообразительнее братца, за что и заслужил мою симпатию. Он напомнил мне меня в детстве.

— Ума не приложу, что делать с этими балбесами, — проворчал Рукастый. — Скорей бы уж хоть одного отдать в школу!

— Да ну их, пусть играют, — сказал я. — Давай сами кого-нибудь разыщем.

— Ладно, давай. Эй вы, двое! — крикнул он детям. — Мы поднимемся на холм, а вы тут присматривайте за мешком, иначе все останемся голодными!

Пока мы поднимались по склону к ближайшему жилью, я все время оглядывался через плечо — словно ожидал чьего-то преследования, — но кроме двух мальчишек, резвившихся на поле, я не увидел никого.