Саймон Ливек - Демон воздуха

Его отец стоял рядом со мной.

— Ну и что у нас получается?

Я окинул взглядом кости. Два восстановленных скелета были заметно меньше, чем третий.

— Один взрослый и двое детей. Странно вот только, что кости взрослого обгорели куда как сильнее, чем детские. И сын твой прав — взрослый череп целехонек, а детские нет. Как думаешь, почему?

— Не знаю. Я вообще не понимаю, как здесь случился пожар. Видимо, очень быстро разгорелось, раз все трое погибли. Может, от искры из очага тростниковая крыша занялась?

— Может быть. — Я принялся обходить развалины по периметру. То, что находилось внутри, уже успели перерыть и переворошить мальчишки, когда искали кости, но слой сажи и пепла снаружи оставался относительно нетронутым, за исключением задворок, где находилась мусорная куча. Я внимательно осматривал землю под ногами, надеясь разгадать случившееся. Я понятия не имел, что именно ищу, пока не увидел это.

— Допустим, крыша провалилась и обрушилась на них, когда они спали, — предположил Рукастый. — Только все равно непонятно, почему детские кости почти совсем не обгорели.

Рядом с бывшей дверью я заметил что-то наполовину засыпанное землей и опустился на одно колено, чтобы разглядеть получше.

— И опять-таки — где тогда?.. Яот, что ты там нашел?

Я соскреб пепел с предмета и вытащил его, осторожно держа пальцами, словно ядовитое насекомое. Это была желтая кожаная полоска, лишь слегка обгоревшая с одного конца и полностью почерневшая с другого.

Я показал ее Рукастому.

— Ремешок от сандалий.

— Да ну, просто смех какой-то! — сказал он. — Откуда у здешних жителей сандалии? Да и вообще что она нам дает? Все равно ничего не понятно.

Но я-то уже сообразил, кому могли принадлежать сандалии. Удивляюсь только, как я сразу же не рванул обратно в Теночтитлан через все эти холмы, поля и насыпные дороги.

— А дает она нам очень даже хорошую подсказку. — Я еще раз нервно посмотрел вниз с холма. — Этот пожар не был несчастным случаем. И тот, кто потерял здесь этот ремешок, явно пришел сюда не затем, чтобы подать милостыню. И нам надо бы уносить отсюда ноги подобру-поздорову — чем скорее, тем лучше.

— Что-то я не понимаю.

— Не понимаешь? Тогда еще раз посмотри на этот ремешок. — Я помахал у него перед носом кожаной тесемкой, с которой посыпалась сажа. — Видишь, какой большой? Если бы мы нашли сандалии, то не такого размера. Вот и спроси себя теперь — кому принадлежат такие огромные? И вспомни того «остриженного» командира, которого мы видели утром.

— «Остриженный»… — мечтательно проговорил Рукастый. — Они ведь у нас лучшие воины. Они да воины племени отоми. — Он вдруг очнулся от раздумий и изумленно уставился на меня. — Погоди-ка… Ты что же это хочешь сказать?.. — Лицо его вдруг посуровело, и он прибавил уже с угрожающими нотками в голосе; — Яот, а что ты вообще намеревался найти здесь?

Вконец перепуганный, я шепотом, тайком от мальчишек торопливо поведал ему слышанное от брата, прибавив к этому еще историю моего похищения, а также рассказ про вещую птицу и для вящей полноты — про советы старика Дорогого.

— Поэтому, видишь ли, — прибавил я не очень-то уверенно, — я, конечно, надеялся на встречу с колдуном, только почему-то думал, с ним обязательно должно было что-то приключиться.

— И теперь ты нас впутал в эти неприятности с воинами! Вот дурак!

— Говори тише — ты же не хочешь, чтобы мальчики услышали.

— Нет, ты хоть подумал, почему я так разозлился? Что я теперь, по-твоему, должен сказать их матери?

— Я говорил тебе: не бери их.

В ответ на это Рукастый только издал сердитый рык и так топнул ногой, что нас обоих окатило клубами пепла.

— С тобой хлопот не оберешься — я сразу понял это, еще когда увидел тебя впервые! — пробурчал он. — Ну а теперь-то что? Думаешь, они вернутся?

— Откуда мне знать? — Мне уже мерещились бегущие в гору воины с мечами и щитами и со звериным боевым оскалом на лицах. — Думаю только, что нам нужно убираться отсюда как можно скорее.

— Да уж не беспокойся, уберемся, после того как я найду наш мешок с провизией. Но не думай, будто с тобою кто-то поделится! Эй, Олень, Змей! Кто из вас тащил еду?

— Он, — ответил Олень, не отрываясь от своего увлекательного занятия.

Рукастый перевел взгляд на младшего сына, и тот поспешил сообщить:

— Я оставил ее вон там, под кустиком, где сейчас стоит Яот.

Я невольно посмотрел на куст и оглядел все в тени вокруг него.

— А ты уверен? Что-то я не вижу здесь мешка.

Рукастый выругался.

— Нет, это непостижимо! Ну что за дети! Просил же вас всего об одной вещи…

— Но он лежал там! — возмущенно запищал Змей. — Я положил его туда, когда вы решили подняться на холм.

Я подошел к низеньким зарослям, за которыми начинался ступенчатый спуск, и раздвинул ветки со словами:

— Может, он вниз укатился?

Из кустов на меня уставились два вытаращенных глаза.

Поначалу опешив, я отпустил ветки, но потом спохватился и снова потянулся к ним. Бросив мешок Рукастого, незнакомец бросился наутек.

— Вор! — завопил я. — Вон он! Держите его!

Живая добыча мальчишкам понравилась больше, чем какие-то старые кости. Сорвавшись с места и поднимая клубы пыли и пепла, они пустились в погоню.

Напуганный их радостными воплями, беглец остановился, и напрасно, потому что тем временем Рукастый бросился ему наперерез, ревя как медведь:

— Ага! Попался! Ну смотри, если ты сожрал наш обед…

Его пленник не промолвил ни слова, впрочем, это и неудивительно — попробуй-ка пикни, когда на тебя навалился такой здоровяк.

Я спустился к ним и подобрал с земли мешок.

— По-моему, здесь все на месте, — сказал я. — Пошли!

— Нет, погоди. Сначала я хочу взглянуть на этого красавца!

Но гнев на лице Рукастого уступил место удивлению, когда он обнаружил, что поймал ребенка лет девяти-десяти. Кулаки его сжимались и разжимались, и он пребывал в замешательстве, не зная, поколотить мальчишку или отпустить.

— Пап, ты чего? — удивленно пропищал у него за спиной Змей.

Тогда Рукастый, похоже, принял какое-то решение. Он встал и, подхватив ребенка, размашистой походкой зашагал вниз с холма.

— Ну, чего встали? Пошли! — крикнул он нам через плечо. — Уходить отсюда надо!

Мы бросились его догонять.

— Что случилось? — кричал я ему вдогонку. — Я понимаю, мы спешим, но… подожди!

Когда мы поравнялись, он, не замедляя шага, сказал:

— Яот, ты что, ослеп? Неужто не видишь, на кого он похож? Посмотри на его уши — они точь-в-точь как у того человека, которого мы с тобой отправили на смерть!

Сходство я сразу заметил, хотя малец и болтался вниз головой. Уши эти я узнал безошибочно. Последний раз я видел такие же оттопыренные уши, взбираясь по ступеням Большой Пирамиды, на смешной голове омовенного раба. И дело было не только в одних ушах. Паренек походил на того раба и худосочным костлявым сложением, и безропотно-смиренным видом.