Николас Ремин - Снег в Венеции

Но Хаслингер не шевелился. Он был мертв.

И тогда Трон потерял сознание и медленно-медленно полетел куда-то… Наверное, в царство теней… Княгиня опустилась перед ним на колени и, держа за руку, все время повторяла его имя».

Время от времени Трон выныривал из непроглядной тьмы, но тут же ощущал такую нестерпимую боль в груди, что со стоном возвращался назад, в бессознательное состояние. Болело все: и тело, и голова. Боль ползла откуда-то снизу, из ног, а потом длинными обжигающими волнами раскатывалась по всему телу и сжимала что есть силы виски. Эти волны пульсировали в такт сердцебиению, становясь иногда нестерпимыми. И тогда он хотел умереть.

Он не имел никакого представления о том, кто он такой, где лежит сейчас и что происходит за пределами тьмы, в которой он бродит так долго. Его это не интересовало. Лишь один раз, когда откуда-то издалека донесся звон колоколов, ему вспомнилась зеленая вода за окнами дома, в котором он некогда жил, и черные продолговатые лодки на водной глади. Но он не смог бы сказать, что это за водная гладь и какое он к ней имеет отношение.

Он был не в силах вспомнить собственное имя, а припомнил лишь, что некий строгий человек (кажется, стоящий перед черной доской с куском мела в руке) сказал как-то, что его имя звучит так, как если бы тучный человек вдруг упал с лестницы. Ему хотелось улыбнуться, безуспешно угадывая собственное имя – Плонк? Донг? Момп? – но ни смеяться, ни улыбаться он тоже не мог, потому что любое напряжение лицевых мускулов вызывало боль.

В воскресенье, 5 марта 1862 года, Трон проснулся от стука стакана, который поставили на ночной столик рядом с его кроватью, но глаза не открыл Кто-то сел на стоявший у кровати стул – это была женщина, потому что Трон услышал шелест ее платья.

Потом до него донесся голос графини:

– На, выпей вот это. Доктор Вагнер велел тебе побольше пить.

Трон открыл глаза.

– Доктор Вагнер?

У него было такое ощущение, будто каждое произнесенное им слово – это кусочек льда, который необходимо вытолкнуть изо рта.

– Доктор Вагнер – врач, который тебя пользует. Он перебинтовывал твои сломанные ребра. И еще он занимался твоей ключицей и рукой.

Трон ощупал левую руку – она была перевязана.

– Кость цела?

– Да. Тебе повезло. Тем не менее ты потерял много крови. Доктор Вагнер утром осмотрел твою руку и перевязал ее. Вечером он снова заглянет к тебе.

– Никакого доктора Вагнера я не знаю. Почему не вызвали доктора Манена?

– Да, я знаю, что доктор Манен твой лечащий врач. Но доктора Вагнера нам порекомендовали. Ну, я не стала возражать…

– Порекомендовали? Кто? Ничего не понимаю!

– Доктор Вагнер явился ко мне с письмом. – Графиня улыбнулась. – Письмо было адресовано лично мне.

– Адресовано лично тебе?

Графиня загадочно улыбнулась.

– Да, мне лично. С искренним изъявлением желания продолжить и укрепить знакомство.

– Скажи мне, пожалуйста, наконец, о чем идет речь? Кто это пишет адресованные тебе лично письма и посылает к нам врача?

– Твоя обворожительная партнерша на балу. Ты еще о ней не забыл?

Трон внезапно сел на постели. Его перебинтованные ребра ответили на это резкой болью, и он вновь упал на подушки.

– Ты говоришь об императрице?

Графиня кивнула.

– Я говорю о Елизавете Австрийской. Она принимает в тебе большое участие. И это она настояла на том, чтобы тебя лечил ее лейб-медик.

Трон недоверчиво улыбнулся.

– Разве такое могло нам присниться?

Графиня пожала плечами.

– Мы в былые времена были непосредственно связаны с домом Габсбургов. Что-то в этом роде я сказала, между прочим, и графине Мочению. Она признала, что я права, хотя и не смогла скрыть своей зависти при упоминании о том, что Троны Габсбургам – не чужаки.

Трон зевнул.

– Как долго я спал?

– Довольно долго. С неделю. У тебя была высокая температура. Когда ты просыпался, ты бредил Никого не узнавал и не знал даже, кто ты сам такой. Мы все о тебе очень беспокоились.

– Кто это «мы все»?

– Алессандро, Шпаур, императрица и твой друг Сиври. – Графиня бросила взгляд на часы с репетиром, лежавшие на ночном столике.

– Между прочим, к тебе сейчас придут с визитом.

– Кто это будет?

Графиня улыбнулась.

– Княгиня ди Монтальчино. Она каждый день навещает тебя дважды. Утром в десять и днем в четыре.

– Дважды в день?

Графиня кивнула.

– И всегда проводит у твоей постели много времени. Алессандро просто сам не свой, когда она здесь. Он в ее присутствии совершенно теряет голову. Вчера начал сервировать стол в обратном порядке Представляешь себе? Чтобы Алессандро положил на блюдо сперва отбивную, а только потом гарнир?

– Как? Княгиня оставалась у нас на обед?

– И вчера, и позавчера. Причем с Алессандро она разговаривает в таком тоне, будто он член нашей семьи.

– Никакого доктора Вагнера я не знаю. Почему не вызвали доктора Манена?

– Да, я знаю, что доктор Манен твой лечащей врач. Но доктора Вагнера нам порекомендовали. Ну, я не стала возражать…

– Порекомендовали? Кто? Ничего не понимаю!

– Доктор Вагнер явился ко мне с письмом – Графиня улыбнулась. – Письмо было адресовано лично мне.

– Адресовано лично тебе?

Графиня загадочно улыбнулась.

– Да, мне лично. С искренним изъявлением желания продолжить и укрепить знакомство.

– Скажи мне, пожалуйста, наконец, о чем идет речь? Кто это пишет адресованные тебе лично письма и посылает к нам врача?

– Твоя обворожительная партнерша на балу. Ты еще о ней не забыл?

Трон внезапно сел на постели. Его перебинтованные ребра ответили на это резкой болью, и он вновь упал на подушки.

– Ты говоришь об императрице?

Графиня кивнула.

– Я говорю о Елизавете Австрийской. Она принимает в тебе большое участие. И это она настояла на том, чтобы тебя лечил ее лейб-медик.

Трон недоверчиво улыбнулся.

– Разве такое могло нам присниться?

Графиня пожала плечами.

– Мы в былые времена были непосредственно связаны с домом Габсбургов. Что-то в этом роде я сказала, между прочим, и графине Мочениго. Она признала, что я права, хотя и не смогла скрыть своей зависти при упоминании о том, что Троны Габсбургам – не чужаки.

Трон зевнул:

– Как долго я спал?

– Довольно долго. С неделю. У тебя была высокая температура. Когда ты просыпался, ты бредил. Никого не узнавал и не знал даже, кто ты сам такой Мы все о тебе очень беспокоились.

– Кто это «мы все»?

– Алессандро, Шпаур, императрица и твой друг Сиври. – Графиня бросила взгляд на часы с репетиром, лежавшие на ночном столике.

– Между прочим, к тебе сейчас придут с визитом.

– Кто это будет?

Графиня улыбнулась.

– Княгиня ди Монтальчино. Она каждый день навещает тебя дважды. Утром в десять и днем в четыре.