Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

— Как вкусно пахнет! Люблю рыбу во всех ее проявлениях! — воскликнула Надежда.

— В смысле — под любым соусом, и независимо от ее политических убеждений? — уточнил Юрий.

— Ну да! И независимо от ее литературных пристрастий, — поддержала шутку Надежда. — А давай попробуем? Специфическая местная рыбка! Босфорская!

— Да? Так демократично?.. В батоне? Ну, давай… А ты — истинная демократка! На табуретках посидим или прямо на ступеньках? — спросил Юрий, кивнув в сторону женщин в национальных одеждах и молодых людей, которые с аппетитом уминали своеобразные бутерброды, сидя на ступенях широкой лестницы у стенда с расписанием туристических рейсов теплоходов по Босфору.

— Лучше — на табуреточках, — сказала Надежда, — для ступенек уровень моей демократичности немного не дотягивает.

Они сидели на пластиковых стульях на берегу Босфора, обдуваемые легким морским ветерком, и с удовольствием вкушали приготовленную на гриле рыбу, вложенную в белый батон, запивая турецким чаем из одноразовых стаканчиков. И это было необыкновенно вкусно!

Покончив с едой, решили пройтись по Галатскому мосту.

— По этому мосту ехала машина… с нами… из заведения Мехмеда, — вспомнила Надежда и передернула плечами.

— Надюша, все страшное позади, — постарался успокоить ее Юрий, — я с тобой! — Он обнял женщину за плечи, и она забыла о своих страхах и неприятных воспоминаниях. — Посмотри, какой вид!

— Да, вид я оценила даже из окна того злополучного автомобиля, в котором нас тогда перевозили…

По обеим сторонам Галатского моста со скучающим видом стояли рыбаки, изредка выдергивая из воды леску с мелкой рыбешкой. В пластиковых ведрах плескался, поблескивая искрящейся чешуей, скромный улов: в основном — малюсенькие рыбки, на которых жалко было смотреть. Для местных рыбалка была скорее привычным времяпрепровождением, нежели способом добывания пищи.

— Надюша, а ведь Галатский мост — тоже одна из многочисленных достопримечательностей города, — сказал Юрий.

— Я заметила, — ответила Надежда.

— Мост через бухту Золотой Рог, — продолжал он, — соединяет Старую и Новую части европейской стороны Стамбула.

— Он, кажется, двухъярусный?

— Так точно! На первом ярусе — прогулочная зона, рыбные ресторанчики, смотровые площадки. На втором — проезжая часть и узкие пешеходные дорожки по обеим сторонам. Мост разделен на две части, между которыми остается проход для кораблей.

— Да, интересная конструкция! — оценила Надежда.

— На противоположном берегу Босфора, названном в давние времена Галатой, всегда селились иностранцы и иноверцы: ремесленники, торговцы и прочий пришлый люд, — говорил Юрий тоном сказочника, начинающего увлекательный рассказ. — Когда-то генуэзские купцы основали здесь колонию. При турках Галата продолжала оставаться европейским кварталом, населенным итальянскими моряками и купцами. Район считался неблагонадежным, и правоверные мусульмане захаживали туда лишь по надобности: чтобы купить чужеземные товары или посетить увеселительные заведения. Вино здесь текло рекой, а непослушных детей турки пугали нечестивой Галатой, где на улицах даже днем можно было встретить валяющихся пьяниц.

— А серая башня? Что там такое? Оттуда музыка звучала…

— Галатская башня — это, можно сказать, символ независимости итальянской колонии. Построена в четырнадцатом веке как основная башня крепостных стен, чтобы наблюдать за входом в Босфор. Верхнюю часть башни достроили уже при Османской империи, и она использовалась как пожарная.

— Пожарная… так прозаично, — удивилась Надежда.

— Сейчас там кафе, ресторан… ночной клуб. Здесь можно увидеть танец живота и многое другое… А наверху башни — круговая терраса с шикарным видом на весь Стамбул…

— Осман говорил о том, что для танцев на Галате набираются девушки, вернее, что уже набрали и больше не нужно, — вспомнила Надя. — Там тоже могут быть девчонки из России.

— Жалоб в полицию от россиянок, танцующих на Галатской башне, пока не поступало, — сообщил Юрий, с улыбкой глядя на спутницу.

— Не смешно! — заявила она.

— А кто смеется? — серьезно сказал полковник. — Ты столкнулась с представителями криминального бизнеса, который за всю историю человечества искоренить не удалось, даже путем ужесточения наказаний.

— Юра, когда мы с Иринкой убегали, то попали на какую-то площадь с памятником, похожим на те, что у нас ставили героям революции…

— А-а, так это, видимо, площадь Таксим — одна из достопримечательностей района Бейоглу и всего Стамбула с монументом Независимости.

— Ух ты, куда нас занесло! — воскликнула Надежда.

— Респектабельный район на том берегу вырос уже позже, — продолжал Юрий рассказ о городе. — Название его — Пера — произошло от греческого «за», то есть «за Галатой». Там были построены дворцы иностранных посольств, а центральную улицу назвали на французский лад — Grande Rue de Pera. Теперь весь район носит турецкое имя Бейоглу. До сих пор дух вольнодумства присущ этим кварталам… Сейчас это модный район, центр ночной жизни города — большая часть баров и ночных клубов Стамбула располагается именно здесь. А Галатская башня и ныне заметно возвышается над бухтой Золотой Рог, — завершил свой рассказ Юрий.

Облака окрашивались в золотисто-розовый цвет. Чайки с криком пролетали над мостом, выпрашивая у рыбаков частичку их улова. Пролив бороздило множество самых разнообразных судов — от маленьких служебных до огромных пассажирских.

продекламировал Юрий.

— Надюша, ты представляешь, Есенин никогда не был на Босфоре! А мы с тобой прогуливаемся по Галатскому мосту! Бухта Золотой Рог!.. Знаменитый пролив Босфор! Фантастика просто!

— А вон там слева, на другом мосту, видишь, рога? Они золотые, наверное? — спросила Надежда.

— Может быть, — засмеялся Юрий.

прочел он, зачем-то изменив слова.

— У Есенина — «голубым огнем»! — перебила Надежда.

— Так это потому, что у Шаганэ, наверное, глаза были голубые, а у тебя-то — золотые! Или зеленые? Или зеленые с позолотой?.. А, янтарные! Так этот цвет называется?

— Этот цвет называется «кошачьи глаза», — засмеялась Надежда. —

Не завидую я Шаганэ: Есенин с ней пытался забыть о своей «дальней северянке».

— Надюш, ну при чем тут Шаганэ? Ты — это ты! И дальняя северянка, и Шаганэ, и… Ты — воплощение всех лирических героинь вместе взятых!

— И помещицы Анны Снегиной? — Надежда немного смутилась, но ничуть не возражала быть воплощением сразу всех лирических персонажей любимого поэта.