Александр Сидоров - Шкипер Юша. Зверские детективы из зоопарка

И мы распрощались.

— Уххх, на первый раз пронесло, — выдохнул Юша, потянув меня на всякий случай петлять в мокропаханских переулках. — Вот львица так львица… Попадись в её лапы — хрен вырвешься. Не трепыхнёшься.

— Это вы после встречи с князем говорите, дядя Толя? — изумился я. — Нас там чуть не закопали, а тут — какая-то Львовна.

— Не знаешь ты женщин, Шурик, — сурово отметил дядя Толя. — С такой свяжись — вечная каторга за радость покажется. Ну что, не видать «лексуса»? Пешком-то она точно нам на хвоста не сядет…

Так завершался мой очередной день практики в мокропаханском зоопарке.

Сказать, что день мой с утра не задался — всё равно как сообщить, что пациент слегка умер. Уже у входа на главной аллее зоопарка я столкнулся с бешеной Валей — рыжей девахой лет тридцати пяти, смотрительницей за разными тиграми, гепардами и прочей сволочью кошачьего семейства. Валя неслась невесть куда с пустым оранжевым пластиковым ведёрком и красной шваброй.

— Ты чего здесь отираешься? — выпучив огромные зелёные глаза, заверещала она. — Давай шустро к вольеру со страусами, там такооое!!!

И помчалась дальше, даже не намекнув, какое там такое и что оно сотворило в страусином загоне. Одно понятно: если у тебя на пути ведьма с пустым ведром, хорошего ждать нечего. То, что Валька ведьма — тут и к бабке не ходи. Во-первых, рыжая. Во-вторых, глаза зелёные. Только за одно это в средние века сжигали на костре. В-третьих, чёрная пантера Аглая только Вальку к себе подпускает. А Аглая — это вам не какой-нибудь кот Барсик. Положим, Валька её с рождения через соску кормила и выхаживала, как собственного пупсика. Но когда двухметровая кошака цвета ночного кошмара лежит, опустив рыжей Вальке голову на колени и обе чё-то там между собой мурлычут — я вам скажу, картина не для слабых духом.

Директор Гликман уже несколько раз запрещал Вальке такие фокусы откалывать, возмущался и кулачонками тряс:

— Болотникова, ты в своём уме?! Для тебя что, инструкций не существует?! Эта хищница когда-нибудь сожрёт тебя в порыве страстной любви, а меня ей заодно скормят — за отсутствие бдительности!

Но что той Болотниковой до Гликмана? Она только зыркнет (нежно так, типа извиняется), — и Семён Исаевич лишается дара речи. Сам слышал, как он шкиперу Юше признавался:

— Толик, вот как будто раскалённый лом в горло воткнули: язык распухает, даже мявкнуть не могу!

И ещё у Вальки, когда она слегка звереет, один глаз в цвете меняется — на серо-голубой. Меня Юша предупреждал: при таком раскладе дёргай подальше, пока при памяти. Превратит тебя в какого-нибудь таракана или гниду болотную — и до свидания, мальчики, постарайтесь вернуться назад. Как любит выражаться шкипер: "были пренценденты"…

Да шут с ней, с Валькой. Предчувствуя большие неприятности, я зачесал в сторону страусиного вольера.

Уже издалека в утреннем тумане нарисовался тревожный кордон из суровых полицаев. Их вид меня вообще угнетает, а когда они являются толпой с дружеским визитом — напрочь убивает всякий вкус к жизни. Мой пропуск они изучали так, словно разоблачили ливийского террориста (или какие там ещё бывают?). Сейчас будут ощупывать за разные места, чтобы обезвредить пояс смертника. Может, так бы дело и повернулось, если бы не чей-то голос издалека:

— Горохов, не мурыжь мальчонку, ему можно!

Верзила неохотно отошёл, но в его мутном взоре читалось, что подозрения с меня не сняты. Я глянул в сторону таинственного голоса и увидел шкипера, скорбно сидевшего на полусогнутых в пустом загоне, а рядом с изваянием конвоира — здорового мужика в джинсах, бежевой рубашке и чёрной кожаной куртке. Будь он даже в одних трусах с сердечками, всё равно выпирало что-то до неприличия оперативное и где-то даже розыскное. Дядя Толя в этих случаях Пушкина цитирует:

И менторкрылый херосим

На перепитье мне явился…

Есть такая тварь в его шкиперской мифологии.

Стряхнув с себя философскую чешую, я предстал перед Юшей и ментом.

— Шурик, — не поднимая головы и боднув в мою сторону маковкой пятнистой лысины, хрипло представил меня Юша кожаному типу.

— Этим всё сказано, — хмыкнул тот и кивнул.

Ухмылка меня сильно зацепила, и я огрызнулся:

— А вы сами кто?

Вместо стандартного — "конь в кожаном пальто" тип отреагировал серьёзно:

— Майор Левашов, Евгений Петрович. Следственный отдел полиции Советского района.

— А что случилось? — я глянул на согбенного Юшу, так и не сменившего позу орла, и осторожно высказал догадку: — Вы что, Анатолия Ефимовича арестовали?

— Совсем офонарел киндер, — грустно прогудел Юша и скорбно глянул на майора. — А ведь это — наша смена… Не дай Боже, твоя.

— Да что происходит? — повторил я, тревожно нахохлившись.

Юша тяжело поднялся, хрустнул костями и отряхнул мятые штаны неопределённого цвета.

— Страус пропал, — коротко сообщил он.

— Фактически говоря, страусёнок, — дополнил майор.

— Фактически говоря, страусиха, — завершил мрачную картину шкипер Юша. — Лизавета.

— Как — пропала? — растерялся я. — Сбежала?

Это было странно. Вечером после закрытия зоопарка страусов запирают в птичнике. Там две отдельные секции для каждой семьи и ещё несколько на всякий пожарный. По именам я этих птах слабо помню, они мне не родственники. Но знаю, что у одной семьи есть детёныш, эта самая Лизавета, а другая семейка — бездетная. Вообще-то у страусов процветает многожёнство. Две-три самки на одного мужичка. И плодятся они, как кролики. Одна кладка бывает до 60 яиц. Куда эти яйца девают, я пока не разобрался. Может, в другие зоопарки, может, в магазины продуктовые. Одно яичко на полтора килограмма тянет, целую ораву можно омлетом накормить. А нашему зверинцу лишние страусы без надобности. У нас их, считая Лизавету, семь штук. В каждой семье по две мамки. Лизку отселили в отдельную секцию: собирались ей тоже со временем супруга подыскать. А что если на неё уже накатила пора половой зрелости, в башку сперма стала бить? Вот и решила девица пуститься во все тяжкие.

— Юша считает, что не сама она сбежала, а кто-то её спёр, — сообщил мне майор. — А что, Ефимыч, страусов жрать можно или как?

— Чего ж их не жрать? — хмуро откликнулся шкипер. — Мы на зоне даже овчарок конвойных жрали. Это когда я на северах срок мотал. Главное — приманить, чтобы дубак не заметил. Конвойник, в смысле. Они, по ходу, дурные, эти овчарки. Злобные, твари, но тупые. Хотя вкусные… Мясо полезное, особенно для тубиков.

— Что с вас взять, — усмехнулся кожаный. — Вы, говорят, и людей в лагерях жрали.