Дарья Донцова - Мокрое дело водяного

Серафима разрыдалась и уткнулась лицом в плечо Мухиной.

– Да! Да! Да! Почему она мне ничего не сказала? А жене любовника выложила?

Ольга начала гладить ее по голове.

– Тише, успокойся. Ира тебя очень любила, но ты была тогда ребенком, недавно школу окончила. Дети эгоистичны, они могут матери нагрубить, но уверены, что их любят, все простят. Мы с Ириной в то время тоже были не старые бабы, молодыми себя считали, несмотря на детей-подростков. Я столкнулась с изменой мужа, Ирина некстати влюбилась в женатого. Нас жизнь уже побила, по кочкам помотала. Макнина, с одной стороны, боялась повесить на тебя тяжкий моральный груз, сообщить о неизлечимой болезни, о скорой смерти. С другой… Вспомни себя в те годы, когда это случилось, ты беду в одиночестве переживала?

Серафима отстранилась от Ольги и вытерла лицо подолом платья.

– Я шла к Оксане, она моя школьная подруга. Вывалю перед ней горести и сразу станет легче! Ириша мне была как мама, но матери кое о чем не сообщишь.

– Вот-вот, – закивала Ольга, – у девочек всегда есть лучшая подруга, а то и несколько. Ира расскажет тебе правду, попросит молчать, а ты сообщишь товарке, та еще кому-то… А сейчас ты с кем-то делишься, если дело серьезное?

Сима судорожно вздохнула.

– Нет. Несколько раз обожглась на болтливых языках. Хватит с меня.

Мухина взяла Серафиму за руку.

– Со мной так же. Лет в двадцать пять я наконец-то поняла, что с приятельницами можно веселиться, бегать в кино, на танцульки, шастать по магазинам, сплетничать. Но если в жизни происходит нечто по-настоящему важное, то не стоит в это посвящать знакомых. Должен быть один человек. Верный, настоящий друг. Вот ему все открыть можно, остальным нельзя. Да только найти такого очень трудно.

– У меня есть, – сказала Серафима, – мой муж.

– Повезло тебе, – улыбнулась Мухина, – хотя и у меня благодаря внучке появился друг, которому можно доверить все свои тайны, и он их никому никогда не разболтает. Сима, Ира тебя любила, берегла. Это все, что тебе нужно знать и помнить.

Коркина закрыла лицо руками.

– Даша, простите! Пожалуйста! Да, я сидела под окном! Когда Ира умерла, я думала, что сойду с ума. Потом вышла замуж, стала очень счастливой. Мысли об Ире ушли на задний план. Я ухаживала за ее могилой, но не рыдала, как раньше, не сидела на кладбище. Супруг поставил Макниной памятник, порой мы вместе туда приезжали. Я продолжаю считать Иру матерью, но острая боль ушла, осталась печаль. Год назад муж улетел в командировку, а я пошла перед сном кино посмотреть. Нашла какой-то фильм, включила. А там история прямо как моя, только про мужчину. Он узнает, что его отец на самом деле не умер от рака, а повесился из-за того, что связался с нечистым на руку компаньоном… Сюжет пересказывать смысла нет, я прорыдала все время, пока шел фильм, воспоминания ожили, стали давить на меня, я очень хотела отомстить Ольге. А когда вы стали расспрашивать… я соврала! Хотела, чтобы Мухину посадили за убийство! Вот так! Сейчас мне стыдно. Прошу прощения у всех. У вас, у Ольги. Хочу уйти сию секунду.

Серафима встала и посмотрела на мать Федора.

– Вы хороший человек, а я дура!

Мухина протянула ей руку.

– Все мы порой бываем глупы. Я еще похлеще вас! Таких дров в жизни наломала!

– Навряд ли мы сможем дружить, – пробормотала Серафима, – ни вам, ни мне этого не надо. Но хочу, чтобы вы знали: с этого дня я отношусь к вам иначе, не считаю убийцей, растеряла всю ненависть.

Серафима попятилась, развернулась и убежала. Сеня последовал за ней, говоря на ходу:

– Посажу ее в машину и вернусь.

Я подошла к кофемашине и включила ее.

– Ольга Гавриловна, вы пару минут назад сказали, что у вас благодаря Кате появился друг, которому вы поведали свои тайны? Вот, сварила вам еще капучино.

Мухина взяла у меня из рук чашку.

– Спасибо. Я не принадлежу к числу женщин, которым требуется жилетка для слез. Давно поняла: подруга или какая-то родственница не подходят для откровений. Сегодня вы идете рука об руку, а завтра – враги. И что будет тогда с вашими тайнами? Жизнь сформировала из меня стальную женщину, никто меня плачущей много лет не видел. Но и у робота случаются поломки, и мне иногда хочется кому-то на грудь упасть, выплакаться, рассказать, как день прошел, посетовать на мелкие неудачи, обиды, поделиться радостью. И с кем пообщаться? Кому свои эмоции выложить? Сыну? Тому не до моих проблем, Федя серьезным делом занят. Кто еще есть? Светлана? Невестка не должна подноготную свекрови знать. Елена? Эта кандидатура вообще не рассматривается. Как я решила проблему? Ничего нового не придумала, подозреваю, что многим замужним девочкам любого возраста приходит в голову та же мысль: встать вечером в ванной перед зеркалом и самой себе поплакаться. Конечно, не каждый день, но когда меня что-то сильно задевало, я непременно сообщала об этом своему отражению. И мне всегда делалось легче. А потом появился друг, Сократ.

– Редкое имя в наше время, – хмыкнула я. – Отчество у него какое?

– У него нет отца, – улыбнулась мать Федора, – это дневник.

– Вы стали записывать все, что случалось за день? – восхитился Кузя. – Прямо как в девятнадцатом веке. Думал, в наше время такое хобби себя изжило.

– Записывала, – согласилась Мухина, – но не с помощью ручки в тетради.

– Каменный век, – высказался и по этому поводу повелитель компьютеров, – сейчас пользуются ноутбуком, планшетником, телефоном.

– Не угадали, – возразила Мухина, – пару лет назад я отправилась искать подарок для Кати на день рождения, она тогда любила лего для девочек. Брожу по торговому центру и вдруг вижу плюшевого не понятно кого! Уши длинные, вроде заяц! Но мордочка медвежья. Вместо передних лап – руки, ноги как у утки. Весь пушистый, розового цвета. Взяла я странное существо, оно на ощупь оказалось нежным, хотелось его гладить и гладить. Я решила рассмотреть его поближе, наклонилась и тихо спросила:

– Кто же ты такой?

Понимаете, что ответа я не ожидала. И что случилось дальше? Розовый, пушистый ручки свои протянул и попросил: «Возьми меня скорей». Я растерялась, прижала к себе игрушку, она за шею меня обняла, сказала: «Хочу к тебе домой, стану твоим лучшим другом».

Ольга Гавриловна опустила глаза.

– Начнем с того, что мне не пять лет, но мое детство пришлось на послевоенные годы. Какие забавы были у тех, кто в начале пятидесятых в садик пошел? Целлулоидные пупсы, тряпичные куклы, деревянные кубики, алюминиевая посуда. Уж не помню, что еще, но изобилия, как сейчас, и в помине не было. Бедненько все жили, страна после победы над фашистами восстанавливалась, о развлечениях детей меньше всего думали. К чему эти воспоминания? Чтобы вы не смеялись, когда я продолжу. Внутри каждой бабушки где-то глубоко прячется сентиментальная наивная девочка. Я взяла непонятно кого и пошла искать консультанта. Девушка объяснила: