Александр Охотин - Киллер для Айболита

— По-моему, проглотил. — пожал плечами Стриж, — Да черт с ней, вон целая коробка их стоит!

— М-да, — протянул я и обратился к капитану: — Ну что, дружище, согласен идти с нами на Сахалин?

— Куда ж я денусь, — выплюнув на ковер выбитый пистолетом зуб, прошепелявил тот, — Но вот что я вам, пацаны, скажу. Если вы думаете, что сейчас, захватив мою посудину, вы решите какие-то свои проблемы, — уж не знаю какие, и знать не хочу, с чего это вам так приспичило нелегально смыться с Хоккайдо, — то вы, ребята, очень ошибаетесь. Очень, — повторил он, осторожно дотрагиваясь до вспухшей губы и качая головой. — На Сахалине братва с вами и говорить не станет после такого беспредела. Просто подарят цементные галоши и отправят морскую капусту собирать на дно Охотского моря.

— Не гони, сука! — крикнул Стриж, замахиваясь.

— Мне врать смысла нет, — пожал плечами капитан. — Захвати вы другой корабль — может, у вас и получилось бы что-нибудь, не знаю. Но все дело в том, что моя посудина, — он злорадно ухмыльнулся, — уже давно и надолго зафрахтована людьми очень и очень серьезными. И лучше вам, парни, на свет было не рождаться, чем путать им карты. Я не пугаю, просто предупреждаю, чтоб потом обид не было.

— Спасибо за предупреждение, — усмехнулся я. Может, за капитаном и в самом деле стояли серьезные силы, но вряд ли они смогли бы принести нам больше вреда, чем объединенная группировка москвичей и Сакато. Да и кто в понимании этой морской крысы мог быть серьезным человеком? Какой-нибудь полуграмотный рыбопромышленник, заработавший себе на роскошный джип и возможность швырять деньги в кабаках? Для нас со Стрижом это был не уровень. — С твоими крутышами мы разберемся, не волнуйся. Твоя задача сейчас — доволочь до Сахалина эту ржавую лохань, понял? Но если ты вдруг захочешь глупо подшутить над нами, отколов по пути какой-нибудь фокус, — ну сообщить, допустим, по радио, что судно захвачено, или упрямо потащишься на Курилы вместо Сахалина, пользуясь нашим незнанием навигации, — тогда, дружище, я тебе откровенно не завидую. Терять нам нечего, говорю сразу. Корабль мы потопим, не задумываясь, уж на это у нас знаний хватит. И взрывчатки тоже, — приврал я, хлопая себя по дутому пуховика Атсуо, под которым при желании можно было разместить целый склад гексогена. — Но ты, кэп, перед этим умрешь очень неприятной и болезненной смертью. Это я тебе гарантирую.

— Ясно, — проворчал он, слизывая кровь с губы. — Когда отправляемся?

— Немедленно. — ответил я, вытягивая ноги и откидываясь назад, на мягкие подушки дивана. — И распорядись, чтобы сюда принесли еду и чай покрепче. Мы голодны.

— Ясно, — повторил он, вставая из-за стола.

Возложив контроль за ним на Стрижа, я закрыл глаза, расслабился и тут же задремал. У всех нас есть свои маленькие слабости. Стриж, тот выпить любит, ему это необходимо, как дышать. А я не могу долго обходиться без крепкого качественного сна. Если я не высыпаюсь, то быстро становлюсь нервным, худым, как бродячий пес, а мой головной мозг начинает автоматически отключаться, отправляя своего хозяина побродить во владениях Морфея. Зная за собой эту особенность, я и не пытался сопротивляться. Просто вздохнул и провалился еще глубже в клубящееся подо мной туманное облако сна.

Тяжелые серые волны раскачивали наше утлое суденышко, остервенело швыряя его в разные стороны и словно проверяя на прочность корабль и нервы находящихся на его борту людей. Соленые брызги, ледяной капелью накрывшие меня с головы до ног, заставили сморщиться и крепче ухватиться за крюк, торчащий из лебедки небольшого крана, установленного на корме. Хотя, может, это был и не кран вовсе, а еще какая-нибудь штуковина, необходимая в рыбном промысле, судить не берусь. Мне уже было все равно. Отправляясь в морское путешествие, я и понятия не имел, какая это, оказывается, тоска. Болтаться среди безжизненной мрачной пустыни, лишь изредка видя на горизонте силуэты проходящих мимо кораблей, терпеть вечную сырость и соль, въевшуюся, казалось, даже в мои внутренности, и бесцельно слоняться целыми днями по ограниченному пространству капитанской каюты — таков был теперь мой удел. Периодически я развлекался тем, что выходил на палубу и, вымокнув до костей, жадно хватал ртом морской ветер, бьющий по лицу острыми, как самурайский меч, ударами.

Но долго стоять на палубе было невыносимо, и, чувствуя, что начинаю коченеть, я нехотя возвращался в относительный уют и тепло каюты, бурча себе под нос ругательства в адрес штормящего моря, бестолкового капитана, которого еще ни разу не видел трезвым с момента нашего убытия с Хоккайдо, и Стрижа, самым активным образом этого капитана спаивающего. Впрочем, усмехнулся я, входя в каюту, надо еще разобраться, кто тут кого спаивает. Одного взгляда, брошенного на них, хватало, чтобы понять: оба они отнюдь не стремятся пополнить ряды членов общества трезвости. Самое интересное, что у обоих имелись оправдания своего беспробудного пьянства. Капитан, едва я попытался изъять у него запасы спиртного, встал на дыбы и заявил, что не мыслит себя в море без водки и вообще, на трезвую голову ни черта не соображает и может посадить корабль на мель. А Стрижа я и не пытался образумить или требовать объяснений: бедолага жестоко страдал от морской болезни, видеть не мог еду и поддерживал свои слабеющие силы только ромом, ящик которого он обнаружил в каюте.

Стрижу вообще не везло в этом путешествии. Мало того, что ежеминутные приступы рвоты кидали его ничком на большое эмалированное ведро, специально для этих целей поставленное посреди каюты, так еще и капитанская макака за что-то взъелась на него, норовя укусить, как только он оказывался в пределах досягаемости. Поэтому по каюте Стриж перемещался осторожно, широко расставляя ноги, словно заправский моряк, чтобы ненароком не угодить при нечаянном толчке в объятия кровожадной макаки. При этом он сипло матерился и показывал скалящей острые клыки обезьяне пистолет, обещая пристрелить ее без лишних слов в случае очередного покушения на его жизнь. Макака недоверчиво щелкала языком и делала неприличные жесты, которым, вне всякого сомнения, обучил ее хозяин.

— Ну что там говорит эта скотина, капитан? — вяло поинтересовался Стриж, завидев меня. Глаза у него были мутные, как у дохлой камбалы. — Долго нам еще плескаться в этой соленой луже или как?

— Что он может сказать, — ответил я, подходя к макаке и почесывая ей грудь. Меня обезьяна почему-то не трогала. Стриж по этому поводу неоднократно намекал, глупо ухмыляясь, что она признала во мне собрата по разуму, только бесхвостого, но я предпочитал не обращать на это внимания. Тем более что он, возможно, был прав. А как иначе объяснить тот факт, что мы на пару с этой макакой утюжим море, вместо того чтобы наслаждаться жизнью на берегу? — Говорит, к вечеру Сахалин будет в пределах видимости.