Юлия Ляпина - Скелет на правах рекламы

– Ой-е, – зашипела сквозь зубы и огляделась.

Света хватило понять, что прямо возле тропинки и стоит прицеп, наполненный торчащими во все стороны спилами. Кто-то рачительный приготовил срезку на дрова, а мне хватило везучести налететь на торчащие сосновые щепки. И больно и обидно, плечо саднит, волосы подмокли, прихваченный апельсин куда-то делся, ну что за невезение!

И тут ощутила я, как через туман в голове пробился приятственный такой аромат – мужского дезодоранта… Покрутила головой: ооойй, зря я так, но все же разглядела – подходит кто-то сзади. Дрогнув и припомнив все жутковатые истории слышанные от мамы решительно сделала вид, что так оно и надо, а сама потихонечку ощупывая заборчик палисадника, двинулась к дому.

Тут этот тип сзади отрывает меня от заборчика и тащит на буксире до родной калитки. На крыльце у бабули всегда горит фонарь, но до калитки он не дотягивается, да и оборачиваться трудно. Однако крепкая, уверенная рука на талии прижимающая меня к такому же крепкому торсу очень даже реальна.

Пока я подбирала слова благодарности, незнакомец поставил меня у калитки и ушел. До постели я конечно добралась, но едва – едва живая от сильного головокружения. К счастью бабуля еще не вернулась, водка в холодильнике нашлась – эй, эй, не пить – кровь смыть и прижечь ссадины на плече и в волосах. В зеркале было видно плохо и я, попив водички и намочив платок вместо компресса, поплелась к себе.

Едва не потерял девчонку, ух…еще бы чуть – чуть – и заметили бы…Пора сматываться, время не ждет…

Утром я напоминала жизнерадостного енота – под глазами темная „маска“, глаза красные, даже причесанные волосы и опрятная одежда не скрадывали впечатление. Бабуля просто лишилась дара речи, увидев меня во дворе на ярком летнем солнышке. А тут еще и Макс появился… Изучив разнообразие колеров на моей физиономии поинтересовался:

– Где это тебя красивую так угораздило?

– А почему где, а не кто? – в свою очередь осведомилась я.

Ухмыльнувшись Макс, заявил:

– Если бы это был „кто“ его кусочки уже грузили бы в „скорую“.

Сказать в ответ было нечего, и я лишь пожала плечами – ну не помню я, где так приложилась, хорошо, что цела.

За пределы двора меня не выпускали (не очень то и хотелось), наклонятся, желания не было совсем – сразу темнело в глазах и хотелось поближе к ближайшему тазику. По этой причине садово-огородные дела отпадали. Так что, утянув из холодильника кувшин с компотом и остатки творога с изюмом, я уселась на скамейку в тенистом уголке двора и потихоньку стала набрасывать „романтического героя“ из смеси Чайлд Гарольда и мистера Рочестера.

Добросовестно вымученные классы художественной школы мало помогали – все же слабая техника и романтизм в сочетании дают нечто малосъедобное. Исчиркав с полдюжины листочков в клеточку я, наконец устала и забрав посуду ушла в дом, полежать с компрессом. Потому и не увидела, как зашедший во двор Макс перевернул разлетевшиеся листочки, присмотрелся и собрав их ушел так же тихо, как вошел.

Еще два дня после свадьбы Андрея и Марины было тихо. Потом народ приезжий потянулся в ближайший город на работу, дачники за продуктами и запчастями. Отменно фигуристые дамы поволокли туда же сумки с зеленью, молоком и яйцами в надежде увеличить свои доходы. И мало-помалу меня тоже потянуло в цивилизацию, к тому же нашелся отличный повод – найденная возле клуба девчонка поправлялась, и надо было ее навестить.

Электрички по летнему времени ходили довольно часто, поэтому утром в понедельник я переждала прилив – отлив дачников и грибников и выбралась к перрону уже часов в одиннадцать.

Если в самом поселке цивилизация ограничивалась асфальтом на центральной улице и вереницей древних тополей вдоль оной, то на станции асфальтом было укатано все, вплоть до крылечка магазина возлетипового здания вокзальчика.

В июльский полдень даже идти по асфальту было тяжко, а уж стоять и вовсе невыносимо. Темные очки и шляпка прикрывали остатки синяков, беленький в бирюзовый цветочек сарафан и босоножки на плоской подошве позволяли спокойно зайти и в магазин и в больницу, и по городку пробежаться, не рассчитывая на ленивый общественный транспорт. Вместо сумочки я взяла красивый пакет с домашними вкусняшками для больной, закинув туда же кошелек и телефон. Электричка прибыла вовремя и, загрузившись в вагон, выбрала уголок у окна на тенистой стороне, достала книжку и отрешилась от окружающего – все равно ехать до конечной станции.

Городок небольшой и пыльный делился на две части – старую, застроенную частными домами и новую – с парой многоэтажек и кубиками больницы и кинотеатра. Недавно в закоулочке на задворках кинотеатра появился крошечный храмик, почти часовенка робко протягивая купольный крест к окнам больницы.

Я заглянула в магазинчик на остановке, добавила в пакет холодную минералку и йогурт, заодно тут же в аптеке купила бахилы и в гордом одиночестве (лето, жара) поднялась на высоченное крыльцо.

– Вы к кому, девушка? – поинтересовалась вахтерша в белом халате и шапочке.

– В травму к пострадавшей из N, – ответила я.

– До тринадцати можно, учтите, скоро тихий час, – предупредила женщина.

Торопливо накинув выданный халат и бахилы, поднялась по гулкой прохладной лестнице на третий этаж, прошла по пустому коридору заглянула в большую палату на шесть человек.

На мое:

– Здравствуйте, – пять лиц разного возраста с любопытством повернулись ко мне.

Шестое в обрамлении марлевых тампонов на пластыре лишь чуть дрогнуло. К нему я и подошла:

– Привет, я Аглая, приехала тебя проведать. Вот, это тебе – пакет опустился на тумбочку – как самочувствие?

Девчонка молчала, даже не пытаясь говорить, просто смотрела на меня с удивлением.

– Я тебя нашла, возле клуба – напомнила я.

По бледным щекам потекли слезы. Тут все тетки, прислушивающиеся к разговору, кинулись на помощь – одна подошла с платком, другая со стаканчиком сока с соломинкой, третья сказала:

– Настя не говорит и не встает. Горло цело, врач сказал шок, должен скоро пройти.

Я почувствовала себя виноватой. Говорил же участковый, что ничего не сказала, но я подумала, что просто не помнит, напугалась, а все оказалось еще хуже. Захотелось немедленно убежать или провалиться сквозь землю, но тетки подсуетились – поставили мне окрашенную белой краской табуретку. Пришлось сесть, чинно сложив ручки, и задуматься – расспрашивать девчонку нельзя, слезы все еще блестят дорожками от уголков глаз к волосам, а о чем с нею поговорить?

Тут кстати припомнилась свадьба, и я принялась долго и подробно описывать свадебные хлопоты и переполохи. Когда дошла до натянутой ловкими соседками поперек улочки веревки и долгого выкупа жениха девчонка даже заулыбалась потрескавшимися губами. Тетки в палате тоже прислушивались и одобрительно кивали, однако, молча, я поздновато сообразила, что с сотрясением мозга смеяться проблематично и перешла к описанию нарядов.