Дарья Калинина - Муха с татухой

И хотя это никак не оправдывало поступка женщин, по крайней мере, оно отчасти его объясняло.

Дома Марго оказалась в самый пик взаимных обвинений и упреков, которыми обменивалась стоявшая одной монолитной глыбой родня и два шатких редута — мама и Лана. Из тесно спаянных общим недовольством рядов родни лились потоки обвинений и оскорблений, мама с Ланой слабо отстреливались отдельными выкриками, которые лишь подстегивали общее недовольство ими.

— Как вы могли так поступить!

— Наш Женечка погиб, а мы узнаем об этом от случайных людей!

— Кремировали!

— Чуть ли не тайком!

— Да что не тайком! Тайком и сделали!

А Гирлянда Амуровна — папина тетка, являвшаяся ныне старейшиной их рода, так прямо и заявила:

— Я сама чуть не умерла, когда узнала о том, что вы натворили! Верить не хотела. Звоню Жене, он недоступен. Звоню Анютке, она говорит, да, папа умер, и папу уже похоронили. Вы думаете, что творите? А если бы меня там же на месте удар от такой новости хватил?

И к ней тут же подключился хор новых возмущенных голосов:

— Небось не собаку, человека похоронили!

— Да что с ними говорить, посмотрите на них обеих, ни слезинки. Когда у них пеську соседский маламут разорвал, они и то больше горевали.

— И похоронили они собаку по-человечески, в уголке сада до сих пор ее могилка имеется, и камень с эпитафией поставили.

— А Женьку кремировали! Когда такое слышали, если всегда в нашей семье покойников хоронили.

В принципе Марго возмущение своих родственников понимала. Но как им объяснить, что не могла мама поступить иначе? Не могла она по живому сыну собрать поминальную трапезу, ведь это же все равно что накликать на него беду, а то и смерть. Но сказать такое, значило, выдать маму. А Марго еще не решила, как ей следует поступить. Конечно, мама не права, нельзя действовать хитростью и коварством. Но, с другой стороны, Женька виноват еще больше. Зачем довел мать до такого состояния, что ей пришлось хитрить и лукавить?

И Марго молчала. А вокруг нее колыхалось и бурлило море родни, которая все прибывала и прибывала.

И с каждой новой волной, голоса все крепчали, наливаясь возмущением и злостью:

— У Женьки и место на кладбище есть и немаленькое. Ваш отец, когда помирал, сразу большой квадрат купил, чтобы всем вам на нем места хватило. Мы же все на похоронах Артура были, видели, как там просторно.

— Четверо спокойно улягутся, хоть вдоль, хоть поперек вас клади!

— Возмутительно!

— Безобразие!

— Или вы обнищали вконец?

— Галина, в себе ли ты? На родного сына денег на приличные похороны пожалела!

Маму совсем затюкали. И Марго поняла, что пришла пора ей вмешаться. В конце концов, Женьку они хоронили втроем. Значит, и отвечать придется втроем.

И она шагнула вперед и произнесла:

— Дорогие родственники, простите нас, если не угодили. Но что сделано, то сделано. Мама так решила. Я была не согласна с ее решением, но, в конце концов, родила Женю она. Не вы, бабушка Гирлянда, не вы, тетушка Наташа, не вы, тетенька Клавдия, Женю родила моя мама, она же и выбрала то, как проводить сына в последний путь. Лана с ней согласилась. Значит, и всем нам остается лишь смириться с их выбором.

Если кто думает, что эти взвешенные слова усмирили родственников, тот горько ошибается. Марго пришлось убедиться в этом воочию, когда в нее со всех сторон полетели такие слова, которые не то что употреблять, а просто знать приличным людям уже неприлично. И до самой поздней ночи родственники высказывали трем женщинам свое отношение к происходящему. Когда уставали и уезжали одни, им на смену прибывали другие.

Казалось, что конца краю не будет всем этим машинам, которые прибывали, выплескивали из себя кипящих возмущением родственников, которые, выговорившись, уезжали, уступая место следующей волне.

— Я даже не знала, что у нас столько родственников, — изумилась Марго, когда они с мамой укрылись в ванной комнате. — Как-то даже неприятно, что не всех знаю. Когда отца хоронили, вроде бы столько народу не приезжало.

— На нашу голову Гирлянде Амуровне в это воскресенье девяносто лет стукнет. Вот старуха весь клан к себе на юбилей и созвала. Люди со всех уголков страны приехали, некоторые даже из-за рубежа прикатили, скучно им у старухи дома, от безделья маются, вот и нашли себе занятие, нас ругать. И еще недовольны, что мы их дополнительного развлечения — поминок — лишили. Как же, такой повод и мимо них!

Кое-кого из числа самых близких родственников Марго удалось принудить к разговору о долгах, которые могли быть у отца.

Дядя Роберт, дядя Георг и дядя Филипп — сыновья Гирлянды Амуровны в отличие от своей матери славились уравновешенным нравом. Их поспешная кремация «Евгения» шокировала не столь сильно, дядя Георг даже сказал, что где-то понимает и что сам не хотел бы для себя пышной церемонии.

Но никто из них троих не смог припомнить, чтобы Артур упоминал о каком-то долге.

— Твой отец сам в долг никогда не просил и давать тоже никому не давал. Такой у него был жизненный принцип. Чтобы брать деньги в долг, на этот случай есть банк. Странно, что ты — его дочь, об этом не знаешь.

— Знаю. Но тут один человек утверждает, что отец ему должен кругленькую сумму.

— Врет! А кто этот человек? Скажи мне, я сам с ним поговорю.

Марго с удовольствием показала фотографию Дона Карлеоне. Но увы! Эти трое ее дядей хоть и изучили фотографию Дона Карлеоне в мельчайших деталях, но никто из них в знакомстве с этим человеком не признался.

Конечно, дяди Марго не были самыми близкими приятелями ее отца. Они были всего лишь его ближайшими родственниками, но не более того. А с родственниками, даже самыми близкими, не всегда дружишь. И Марго поняла: ей в первую очередь нужно обратиться к друзьям своего папы. Вот только беда, сегодня она при всем своем желании не смогла бы этого сделать.

От родственников удалось избавиться лишь ближе к десяти часам вечера.

Когда последняя дальняя родственница, которую даже мама видела лишь однажды на собственной свадьбе, а Марго так и вовсе никогда не видела, высказала им все, что она думала по сегодняшнему поводу и отбыла восвояси, три измученные женщины буквально попадали на стулья.

— С этим надо что-то делать, — сказала Лана. — Как они на нас орали! Это какой-то дикий шабаш, а не родственники.

— Точно! — откликнулась мама. — Я всегда говорила Артуру, что у него в родне все женщины — ведьмы. Он меня не слушал, а вот посмотри на них сегодня!

— После их появления дом нужно заново освятить.

— Да! И тянуть с этим мы не будем.

И мама отправилась звонить священнику, благо, что помешать ей в этой затее никто не мог. Марго с Ланой были слишком измотаны. А детей забрала к себе Гирлянда Амуровна, которая вдруг воспылала необычайной нежностью к этим двум несчастным «сироткам».