Маргарита Малинина - Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника

Тут вовремя вернулся Роберт, и я покинула комнату.

Чуть позже мы с Кирой попили чай в кухне, она стала мыть посуду, а я пошла в коридор и открыла гардероб. Там, на вешалке, бережно окутанное целлофаном, висело мое салатово-зеленое платье. Я начала гладить его рукой и представлять себя в нем перед глазами сотни зрителей, и тут вышел Алекс.

— Это твое сценическое платье? — подмигнул он.

— Надеюсь. Если эти шизики стилисты одобрят.

Он хихикнул.

— Знаешь, как зарядить наряд удачей? Его нужно прогулять.

Таких познаний в области женских примет я не ожидала и удивленно приподняла бровь.

— Что ты предлагаешь? Надеть его раньше времени?

— Именно. Ну что? Собирайся, так уж и быть, выведу тебя на прогулку. Как будешь готова, стучи. — И он вернулся к себе.

«Ну надо же!» — ликовала я и, не ожидая никакого подвоха, пошла в ванную переоблачаться. Потом расчесалась и вышла.

Леша уже был в коридоре. Общался с Настей и Кирой. Последние были в восторге от процесса, хихикали, краснели и кокетливо стучали по его руке ладошками, мол, Леша, ну не на-адо… Ну Ле-оша… Ха-ха… Дуры!

Тряхнув башкой, я ринулась в бой:

— Зая, я готова!

У парня отпала челюсть. То ли оттого, что я его так назвала, то ли от моего внешнего вида: повторюсь, платье шло мне необычайно. Даже Рашик вместо обыкновенных десяти предложений руки и сердца сделал сразу двадцать три и те за одну минуту. Девчонки же сперва удивились, затем на лицах их изобразилось что-то среднее между завистью и злостью, и они ретировались, оставив нас вдвоем.

— Ну, хм, кхе, пошли! — оправившись от удара, предложил Алексей и помог надеть куртку.

Погода налаживалась. Октябрь не желал признавать, что он является холодным осенним месяцем, и пытался выдать себя за август. Снег еще ни разу не выпал (чему я была необычайно рада), почти каждый день за последнюю неделю светило деликатное солнышко, не разгораясь особо, но даря вполне очевидное тепло, так что мне в моем облачении не было холодно.

Конечно, сапоги, колготки в двадцать ден, шелковое платье и куртка на синтепоне — то еще сочетание. Однако я ощущала себя на миллион. И в тот момент, когда мы шли по улице и спокойно говорили ни о чем, я совершенно не ожидала, что мой кавалер забежит мне за спину и предательски задерет сзади подол. Боже! Я прокляла все на свете: и слишком короткую куртку, и пышный, развевающийся даже от слабого дуновения ветерка подол платья, и трусики-стринги, от которых толка чуть, и людей, что некстати оказались на той же дороге и шли сзади, и, естественно, самого Алексея, да чтоб он сдох, падла.

— Что ты делаешь?!! — завизжала я не своим голосом, схватилась за подол и начала подпрыгивать на месте, озираясь по сторонам и непредумышленно считая количество свидетелей своего позора. Их оказалось пятеро. Как жаль, что я умею быстро считать. — Сбрендил, да?! Совсем обкурился, да?! — Конечно, я набросилась на него, стала колотить по груди, потом поняла, что я, увы, не боец, и просто расплакалась. — Это Настька тебя подговорила, да? Настька с Кирой? — бормотала я сквозь слезы, которые безуспешно пыталась вытереть.

— О чем ты? — удивился он.

На лице Алексея явственно сквозило изумление от такой бурной реакции и жалость ко мне за тот дискомфорт, что взрывал меня изнутри. Однако ожидаемое чувство стыда так и не показалось. Как будто бы он не гадость мне сделал, а что-то полезное.

— Не притворяйся! Я слышала, что вы смеялись в коридоре, пока я одевалась!

— Глупая. Нет, я просто рассказывал забавный случай из жизни.

— Про то, как ты кому-то юбку задрал?

Он вздохнул.

— Остановись на миг и посмотри на меня. Посмотри! Вот так. А теперь скажи мне: что сейчас произошло? — ненормально спокойным для такой из ряда вон ситуации тоном спросил он, глядя мне в глаза.

Гнев начал подступать к горлу, я закашлялась, затем ответила:

— Ты уже забыл, да?! Ты подол мне задрал, скотина такая!

— И что?

— Что — и что?!

— Ну да, что было дальше?

Я помолчала. Да чего он хочет? Что за идиотские вопросы?

— Ну… Люди смотрели на нас!

— Так, — удовлетворенно кивнул он, как преподаватель на экзамене, которому ты дал верный ответ, но тем не менее он хочет задать дополнительный вопрос. — И что было дальше? После того, как они посмотрели?

— Что значит «что»?! Ничего! Ушли! Но они видели меня! Они видели меня сзади!

— Ну и что? Они убили тебя за это?

— Нет.

— Ты сама умерла?

— Нет, я не умерла. Что ты говоришь такое?

— Умер кто-то из близких? Ты серьезно заболела? Что? Что такого случилось, что ты так расстроена?

У меня открылся рот.

— По-твоему, то, что случилось, это ничего? Ты что, псих?

— Вот смотри. Сзади шли две девчонки примерно твоего возраста. Хихикнули и пошли себе дальше. Чуть поодаль одинокая старушка. Покачала головой сурово, наверно, вспомнила с грустью времена, когда сама была молодая. Прислонившись к стене, стояли два алкаша, пили беленькую. Досадливо махнули рукой, так как видели тебя только сбоку. Вот и все. А теперь сравни то, что произошло снаружи с тем, что творится у тебя внутри. В твоей голове и в твоей душе. Это разве сравнимо? Это разве того стоит? Сколько ты сейчас нервных клеток извела на двух девчонок, у которых все то же самое под юбкой, и старушку, у которой так когда-то было. И не жалко тебе их, нервов?

— Но… — Я не знала, что сказать. С одной стороны, у меня был праведный гнев, и я это точно знала, с другой, его точка зрения была такой неординарной, но такой последовательной и логичной, что нечем было возразить.

— Так вот, слушай. Смущение — это, конечно, замечательная вещь, и стеснительные девушки будут всегда в фаворе в мужчин, как что-то чистое, дорогое и весьма ценное, но иногда можно поступиться своими принципами, если того требует благородная цель.

…Последующие сорок минут мы шатались по улицам, вопили что-то неразборчивое, пели песни, прыгали, бегали, танцевали, махали руками, короче, всячески привлекали всеобщее внимание, выставляя себя полнейшими дебилами. Это было весело. В тот день я поняла, что нельзя делать из мухи слона. Я стала другим человеком.

Москва, день 14-й

Эсэмэска пришла в четыре тридцать утра. Ну не дурак ли Рахат, просящий «дэвушку-пэрсик» стать его женой в такое время?! С досады отключив мобильный, я небрежно отбросила его на полку и перевернулась на другой бок, как тут услышала голос с кухни. Он очень походил на Кирин, но кто тогда спит рядом со мной через узкий проход?

Сбросив остатки сна, я приподнялась на постели, потянулась через полку и простерла руку: так и есть — никого. Одинокая подушка и сползшее почти до пола одеяло. Приглядевшись, я поняла, что остальные спят, с кем же тогда она говорит?