Дарья Калинина - Сервиз для безумного чаепития

– Может, уже не стоит?

– Почему?

– Ну, выговор нам за опоздание все равно так и так светит. Может, лучше поедем к этой Шурыгиной? Она нас ждет, чтобы поговорить про Игоря. Как я понял, она его знала куда лучше, чем ее дочь. И неудивительно, все-таки он ей не чужой. Все-таки Антонина Олеговна Шурыгина – жена Трофима.

Ирочка тут же оставила попытки бежать. Прикинула в уме все «за» и «против» и кивнула головой:

– Согласна.

Кира тоже была согласна. И таким образом, решение было принято единогласно. И никто из них троих не заметил, что в кафе за соседним столиком, прикрывшись глянцевым журналом, сидела Нина Сергеевна. Женщина внимательно слушала весь разговор. И когда трое сыщиков покинули кафе, тут же достала смартфон и набрала чей-то номер:

– Анна Геннадьевна, как вы, моя дорогая? Конечно, понимаю, вы в отчаянии. Еще бы, растили как родного сына. А я вам вот еще почему звоню, Анна Геннадьевна, у нас в отделе без вас дисциплина совсем упала. Этот новый стажер вместе с Ирочкой совсем от рук отбились. Вчера почти весь день отсутствовали. И сегодня сбежали с работы. Куда? К какой-то Шурыгиной Антонине Олеговне собираются ехать. Расследование собственное затеяли. Как будто бы мало того, что им уже полиция занимается. Я вот, к примеру, считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Надо свою работу делать идеально, а не других уму-разуму учить. Как вы считаете? Что? Повторить, куда поехали? Так к Шурыгиной направились. Кто такая? Вам лучше знать. Почему вам? Так это какая-то родственница вашего Игоря. Жена какого-то Трофима. Да, да, вы правильно услышали. И вот эта Шурыгина, она же жена Трофима, ждет наших ребят. И это в рабочее время! Что? Объявите выговор, когда выйдите на работу? Правильно, Анна Геннадьевна! Полностью вас одобряю. Ну, будьте здоровы. Ждем вас.

И убирая смартфон в сумочку, Нина Сергеевна улыбалась своей обычной гаденькой улыбочкой. Про таких людей обычно говорят: сделать гадость, сердцу радость. И Нина Сергеевна, полностью оправдывая эту поговорку, была сейчас совершенно счастлива.

Между тем компания юных сыщиков, не подозревая о тучах, собравшихся над их головами, ехала в город. Шурыгина по телефону подтвердила свое намерение встретиться с ними и поговорить про Игоря.

– Все вам расскажу! Ничего не утаю. Приезжайте только скорее, сил нет терпеть!

Такая горячность бывшей супруги Трофима Сурикова чрезвычайно радовала друзей. Куда легче и приятней общаться со свидетелем, который сам рвется давать показания. Но нужно было поспешить. По словам Веры, подходящим настроем ее матери нужно было пользоваться, пока он не прошел.

– Потому что мама у меня человек настроения. Вот хочется ей, и она с вами будет много и долго общаться, всю подноготную моего папеньки и его второй семьи выложит. А не захотела бы она, никакие просьбы и мольбы вам бы не помогли.

– Даже если бы вы ее попросили?

– Для мамы авторитет на свете один – ее собственное «хочу». Она дама импульсивная. Она даже с внуками сидит не когда нам с мужем это надо и мы ее об этом просим, а когда ей этого хочется. Моя свекровь в этом плане куда более практичный человек. Мне с ней повезло. А мама… Знаете, в детстве я осуждала папу за то, что он от нас ушел. Но когда я выросла и взглянула на маму с точки зрения нормального мужчины, то осуждение очень быстро пошло на спад. Мама не тот человек, рядом с которым мужчина будет чувствовать себя комфортно. Слишком много в ней «хочу» и слишком мало «надо». Вам повезло, что мама так расположилась в вашу пользу.

Да, пока что настрой Шурыгиной совпадал с планами самих сыщиков, и это было замечательно. Но настроение у Шурыгиной менялось очень быстро. И пока они ехали, Шурыгина трижды позвонила, с каждым разом становясь все раздражительней. Под конец она пригрозила, что уйдет, не станет дожидаться друзей.

– Потому что, как я вижу, вам совсем неинтересно.

Саше стоило большого труда убедить пожилую даму, что им очень интересно. И что они мчатся так быстро, как позволяет дорога.

– Хорошо, что мы не стали ждать до вечера. До вечера у нее настрой точно бы поменялся. Прогнала бы нас и слова не сказала.

Вера – дочь Шурыгиной – сообщила, что ее мама всю жизнь служила в одном небольшом, прямо сказать, захудалом театре, храня незыблемую верность его руководителю.

– Точно знаю, что между ними на протяжении долгого времени существовали романтические отношения. Но моим вторым папой Граф Анатольевич так и не стал. А вообще меня вырастила бабушка. Мама вечно была то на гастролях, то на премьерах, то еще где-то. Да и в быту от мамы не было большой пользы. Она не могла бы подать мне хорошего примера. А вот бабушка все умела. И окна отмыть так, что они весь год потом сверкали. И пироги испечь, что впору хоть самому царю на стол подавать. И шить умела. И вязать умела. И вышивала очень изящно. И всему этому она меня научила. Низкий ей за это поклон. От мамы я ничему, кроме как кокетничать с мужчинами, так и не научилась. Ну, и это уже кое-что.

В общем, друзья примерно себе представляли, с кем им придется иметь дело. С дамой эксцентричной и капризной. Даже за короткий период Шурыгиной уже удалось потрепать им нервишки. Потому что если сначала она звонила каждые десять минут, то за последние тридцать минут пути не позвонила ни разу. И хуже того, сама перестала брать трубку.

– У меня недоброе предчувствие.

– Точно. И у меня тоже.

– Сейчас приедем, а ее нет, ушла по своим делам.

– Или просто закроется в квартире на все засовы и не выйдет, чтобы нас тем самым за опоздание наказать.

И когда друзья поднялись к нужной им квартире, сначала так и подумали. Дверь была закрыта. И на их звонки никто не отвечал.

– Что же это такое?

– Капризная.

– Капризы капризами, но тут серьезное дело. Речь идет об убийстве!

И Саша постучал в дверь.

– Госпожа Шурыгина, – грозно произнес он, – мы не уйдем. Больше того, не откроете, мы такой шум поднимем, что соседи полицию вызовут. Вам нужен шум и полиция?

И Саша вновь забарабанил в дверь. Наконец Шурыгина ответила.

– Ах, тише, – произнесла она из-за двери, – у меня нестерпимо болит голова. Видимо, волнение сказалось не лучшим образом на моем здоровье. Я совсем разболелась.

Голос у нее и впрямь был больной. За считаные минуты Шурыгина совсем охрипла и разболелась. Встретила она гостей в просторном домашнем халате, в который закуталась до подбородка. Халат был парчовый, обильно расшит золотом. Такой халат впору носить падишаху из восточной сказки, а не пожилой питерской даме. Голова у актрисы была обмотана большой цветастой шалью, которая закрывала ей часть лица. Вдобавок на носу сидели темные очки.

– У меня разыгралась дикая мигрень, – простонала Шурыгина. – Дикая! Прямо умираю.