Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

Руслан поморщился и одновременно задумался.

— В универе? Светка там почти всех знает. Это все?

— Почти. Наша договоренность вступит в силу с одним условием.

Русланов позвоночник напрягся так, что, казалось, вот-вот переломится.

— Каким?

— Мне нужно поговорить с ней уже завтра.

— Сделаю, — отрезал Руслан.

— Время и место?

— Запоминай мой номер. Позвони во второй половине дня.

Теперь он продиктовал набор довольно простых цифр. Я повторил и кивнул.

— Супруге о договоренности пока не говори, — неожиданно вбросил он.

— Насколько «пока»?

— До утра.

— Хочешь получить удовольствие от ее нервов?

— Хочу узнать, как она ко всему этому относится. И как себя поведет. Теперь, когда камень с души свалился, я смогу смотреть на вещи трезво. И сделать выводы.

— Вот этого не стоит, — предостерег я. — Ты сам загнал ее в угол. Она логично считает виновным тебя. Соответственно, мелко мстит в меру возможности.

— Мелко? — Руслан усмехнулся. — Кстати, для кучи. Фраза «Твоя жена мне не нужна», высказанная в глаза мужу, который выбрал ее как лучшую на свете, звучит довольно обидно, не находишь?

— Хочешь, чтоб я извинился и поменял решение?

— Уже не получится, или один из нас отсюда не уйдет.

— Не мучай ее, — попросил я.

— Постараюсь. — Руслан еще больше понизил голос. — Значит, договорились?

Последовавшее рукопожатие перевело нас из разряда врагов в сообщников-заговорщиков.

Рядом с костром мы соорудили из выструганных слег и веток нечто вроде длинных хоккейных ворот. Порывшись в багажнике Лады, Руслан бросил на землю два мягких цилиндра, похожих на скатанные в рулон одеяла.

— Брал с собой на всякий случай, — пояснил он зачем-то, кивнув на спальные мешки. — Но только два.

Багажник обогатил нас также огромным, хотя и довольно пожеванным куском полиэтилена. Наверное, ушлый ножеман еще и рафтингом увлекается — пленка по размерам идеальна, чтобы в лодке от дождя укрываться. Других предназначений не знаю. Точнее, знаю, но в его возрасте быть огородником — извращение.

Натянутая на «ворота» вместо сетки, пленка создала великолепный тепловой экран — такой прекрасно защищает от наружного холода, а внутри возвращает тепло костра путешественникам, которые расположатся между огнем и экраном. В Руслане обнаружился не только фанатик оружия, но и бывалый любитель приключений на лоне природы.

От возложенных одно на другое бревен, горевших лишь в месте соприкосновения, шла волна густого горячего воздуха — она расслабляла, успокаивала, усыпляла… Света наблюдала за нами, переводя взор с одного на другого. Мы изо всех сил старались не отвлекаться. Наконец, Руслан воткнул в землю нож, что означало окончание работ, и присел к жене. Теперь уже она накопленным теплом согревала его.

— Света, не хотела бы узнать, как наш спутник относится к библейским заповедям?

— Мне кажется, ты имеешь в виду одну конкретную, — без улыбки констатировала она.

Словно сапогом в лицо. Понятно, что говорят о «Не возжелай жены ближнего своего». А и правильно, по делу. В таких случаях только так и надо.

Света вдруг продолжила:

— У меня по ней имеются некоторые личные соображения, но с удовольствием послушаю Ольфа.

На меня уставились четыре глаза.

Атмосфера настраивала на откровенность. Оранжевые языки прощупывали темноту, белым огнем вспухали угольки, в которые по кусочкам превращалось горящее дерево. Сверху пялились звезды, делая вид, что мы им не интересны. Возможно, со звезд так же пялился кто-то еще.

— Когда-то считал, что заповеди — это некий моральный намордник, — сообщил я в пространство, — дескать, за нас давно решили, что есть хорошо, а что плохо, разжевали, как для деток малых. Короче, никакой самостоятельности, никакой свободы воли.

— А теперь? — осторожно втиснула Света.

Как лицо заинтересованное, она изо всех сил старалась вникнуть в мою позицию по неудобному вопросу, поднятому мужем. Руслан молчал, он наблюдал за реакциями супруги.

— Не намордник — точно, — сказал я. — Скорее, ошейник — без поводка, но который своим наличием позволяет не спутать домашнего пса и дикого. Наверное, я повзрослел, и желание возможного старшего товарища защитить меня от неприятностей не воспринимаю больше как угрозу собственной самостоятельности. Это я о себе. А некоторым, согласен, не помешает не только намордник, но и поводок.

— То есть, заповеди в твоем понимании, — понятливо рассудила Света, — не намордник, не клетка и даже не ограда зверинца, а флажки, которые предвидящий предстоящие беды профессионал расставил вдоль опасных дорог. Так?

— В точку. Дальше вступают в действие законотворчество государств и совесть их жителей.

Руслан не согласился с такой трактовкой:

— По-моему, заповедей человеку достаточно для правильной жизни. Хочу сказать, что все законы, придуманные и принятые людьми для самих себя…

— Скорее, кем-то — для подчиненных, — внес я поправку.

— Пусть так. Все эти законы — вторичны. Они придуманы для упорядочения броуновского движения людской массы, которая перестала слушаться голоса совести. Они — протезы совести.

Света полуобернулась к нему:

— Правильно. Нормальному человеку не нужны законы, призванные угрожать карой в нашем человеческом мире за то, за что в последующей должен бы карать Господь.

— Лишние законы мешают, — продолжил Руслан свою мысль. — У каждого — свой путь, этот путь он выбирает сам. Сам решается, сам идет, сам приходит. Или не приходит. Потому что, бывает, кто-то сходит с установленной самому себе дистанции. По разным поводам. Одни не смогли, не выдержали, не рассчитали. Другие ошиблись дорогой. Третьи устали и завязли в паутине равнодушия. Четвертые вообще не понимали, куда и зачем идут. Пятые не понимали, для чего идти куда-то, когда и здесь, в родном свинарнике, хорошо, и кормят к тому же. Хочу сказать, что ничего не предопределено. Свобода воли есть, но есть и пути, которые мы избираем в соответствии с желанием и совестью. Если путь верен, если цель достойна, а ограждающие флажки не сбиты — придешь к Богу. Если же нет… — Он вздохнул. — То не придешь. Но даже несмотря на сделанный выбор каждый вправе как сомневаться, так и отступать от выбранного пути. Кто не сомневается в себе, тот не достоин Бога, поскольку слепо верит в свои силы и грешит гордыней.

Надо же, подумалось мне с удивлением, а он еще и философ. Плюс меченосец, плюс любитель поэзии… Короче — полный самурай.

Самурай нежно зарылся носом в душистые волосы жены.

Странная, очень эротичная, невероятная ситуация, в которой оказались мы втроем, ошеломляла беспардонностью происходящего. Несообразность распаляла и утихомиривала.