Дарья Калинина - Плюшевая засада

– А сейчас совсем некому следить, чтобы она пила свои таблетки, – внес свою лепту и Рома. – И она стала просто неуправляемой и очень опасной.

Но Ната не сдавалась:

– Спросите у Алиски! Спросите у ребенка! Она вам скажет, что Аленушка – это ее друг! Большой, немножко глупый, но очень славный и добрый друг! И ничуть не агрессивный!

Но врачам все же удалось запихнуть Нату в свою машину, и на ее протесты по большому счету никто не обратил внимания. Нату увезли в больницу, и по дороге она могла излагать свою точку зрения одному лишь Славе, который поехал с ней, чтобы поддержать морально. Хотя Ната и сердилась на него за это.

– Зачем ты тут? Со мной теперь все будет нормально! Сейчас надо не со мной сидеть, а отыскать и вернуть Аленушку! Я чувствую, что она может быть в беде!

– Она напала на тебя, а ты ее защищаешь.

– Это была не она.

– Ты же не видела нападавшего.

– Не видела.

– Тогда откуда знаешь?

Ната задумалась, а потом произнесла:

– Понимаешь ли, у нападавшего на меня человека был достаточно специфический запах. Такого запаха в комнате Аленушки я не почувствовала. Там пахло сладостями, детской присыпкой, игрушечным магазином и всяким таким. Это был какой-то детский совершенно безобидный запах. А на меня напал взрослый человек, и пахло от него как-то тяжело и затхло.

– Запах… Запах мог измениться. Сколько времени Аленушка уже в бегах? Ты не думала, что она за это время могла изрядно запачкаться. При этом погода стоит теплая, временами даже жаркая. Сама помыться Аленушка или не догадалась, или не умеет, или просто негде, вот и бегает грязная. И пахнет она теперь, соответственно, не фиалками.

На этот аргумент Ната не нашлась что ответить. И все-таки ей казалось, что светлое радостное существо, которое пряталось со своей любимой игрушкой в животе у гигантского кенгуру, не может оказаться жестоким убийцей.

В больнице Нату осмотрели и сказали, что ей повезло, и повезло сказочно. Никаких ран, кроме длинного узкого пореза, идущего от лопатки и вниз по ребрам, на ней не было. Да и порез ей тут же зашили косметическим швом, заверив Нату, что даже следов не останется, максимум тонкая белая полоска вроде нитки, которую опять же впоследствии можно будет отшлифовать лазером.

– Вы, похоже, в рубашке родились, девушка. На вас напали, пытались убить, а вы отделались лишь царапиной.

Потом Нате посоветовали больше пить, чтобы восстановить кровопотерю, вот тут она и вспомнила полицейских, пожалевших ей даже каплю воды. И когда Ната напилась, опустошив целый графин воды, врачи перестали быть такими милыми и поинтересовались, может ли она ходить. И, получив от Наты утвердительный ответ, заявили, что отпускают свою пациентку на все четыре стороны. Слава пробовал возмущаться, но ему объяснили, что мест в больнице все равно нету. И раскладных кроватей нету. Могут положить больную прямо на полу, но одеял и подушек тоже нету.

Понятное дело, что лежать на голом полу Ната категорически отказалась. Да и Слава не настаивал.

Когда они оказались на улице, Слава произнес:

– В «Два клена» ты больше не вернешься.

– Почему?

– Там стало слишком опасно.

– Но я еще не закончила расследование.

– Не важно.

Слава был непреклонен. Он всерьез вознамерился взять над Натой шефство. Это и было приятно, и мешало. У Наты имелись свои планы в этой жизни, а Слава хотел, чтобы она изменила их ради него. Но повздорить они не успели. Из «Двух кленов» пришло еще одно пугающее известие. Сегодня вечером Клавдия, взбудораженная всем происходящим, вопреки своим устоявшимся привычкам вышла из дома в поздний час и до сих пор не вернулась домой.

Это сообщил Славе один из охранников, который был одновременно школьным другом Славки и который и посоветовал Валентину Петровичу обратиться за помощью в розыске пропавшей супруги именно к этому детективу. И, чувствуя, что происходит нечто совсем уж неладное, приятель решил уведомить об этом Славу.

– Никто не знает, куда она могла отправиться! И на звонки Клавдия тоже не отвечает. Все наши в панике. Ее ищут!

Слава пообещал, что разберется. И передал Нате разговор.

– Когда я сама уходила, то слышала, что Клавдия разговаривает с сестрой. Она была дома.

– А сейчас ее комната пуста. «Скайп» выключен. А ее телефон недоступен. Это все не к добру, все именно так и думают.

– В полицию сообщили?

– Следователь уже там. Далеко добираться ему не пришлось.

– Он мне не нравится.

– Почему?

– Бабурин так твердо уверен в виновности или, по крайней мере, в причастности Аленушки к случившемуся с Елизаветой Николаевной, что разве что открыто не обвиняет в смерти женщины именно Аленушку.

– А это не так?

– Не знаю.

– А я думаю, что бедная девушка – подозреваемая ничуть не хуже кого-то другого. И она может быть опасна.

– Да почему же?

– Не забывай, всю свою жизнь она провела в уюте и комфорте вместе с любимой мамой и в окружении моря игрушек. О ней заботились, ее любили. А что теперь? Она одна, мама погибла. От всех этих переживаний и у здорового человека может поехать крыша, что уж говорить про Аленушку. Она могла совсем обезуметь. Она не отвечает за свои поступки. Безумие делает это за нее. И тогда получается, что сильной, но не управляющей своей силой девице удалось уйти от облавы, и теперь она вновь разгуливает на свободе и представляет собой реальную опасность. И очень может статься, что Клавдия будет ее следующей жертвой.

Услышав это, Ната воскликнула:

– Возвращаюсь!

И прежде чем Слава успел ее остановить, выскочила из машины, моментально остановила проезжающую мимо попутку и сделала ручкой Славке, буквально окаменевшему от такой ее стремительности. Он нагнал машину, на которой катила Ната, только через километр. Перегородил дорогу своим внедорожником и велел Нате выходить из машины таксиста. Вид у Славки был такой непреклонный, что Ната не решилась спорить.

Указания Славы она выполнила, но предупредила:

– Я не позволю себя изолировать от расследования.

– Ты ранена.

– Мне уже гораздо лучше. И я всей своей кожей чувствую, что события близки к кульминации. А ты хочешь, чтобы я в такое волнительное время отлеживалась дома, пила этот отвратительный чай, который мама теперь заваривает по рецепту своего Петра Николаевича, и пукала?

Последнее Ната сказала явно зря. Ее с детства приучали, что по правилам хорошего тона девочка не может ни рыгать, ни пукать, ничего такого. Она может иногда упасть в обморок, но тоже не слишком часто, потому что частые обмороки дамы утомляют ее кавалера.

Но Слава ее позорной оговорки даже не заметил. Он был слишком взволнован.

– Разумеется, мы возвращаемся в «Два клена»! Вдвоем!