Кэрол Дуглас - Котнэппинг

— Кто-нибудь из вас играет на органе? — Она стояла перед ними, запыхавшись, ее волосы представляли собой колоритную пост-панковскую копну из разноцветных прядок — от ядовито-зеленого и старушечьего лавандового до красного, как пожарная машина.

Темпл помотала головой. Мэтт, похоже, слишком растерялся, чтобы чем-нибудь помотать. С точки зрения Темпл, для мужчины это было непростительно.

Электра Ларк взглянула на часики фан-клуба “Калифорния Райзин” [29] “California Raisin” — популярная группа ритм-энд-блюз 80-х годов. на своем пухлом запястье:

— Органистка заболела, а у меня срочное бракосочетание в семь тридцать. Без марша совсем не то: церемония не будет выглядеть по-настоящему узаконенной!

— Я играю… немного, — сказал Мэтт. Он стоял, засунув руки в карманы своих брюк цвета хаки, и выглядел очаровательно робким, как маленький мальчик.

— Правда, Мэтт? Вы умеете играть на органе? — Электра вся затрепетала от счастья. — Почему же вы сразу не сказали? Я сделаю вам скидку с аренды, если вы сумеете заменить мою органистку. У нее четверо детей. — Электра закатила глаза: — Постоянные ЧП прилагаются.

— Я только подбираю по слуху и не сумею сыграть арию Лоэнгрина, — предупредил Мэтт.

— Не волнуйтесь. — Хрустальные серьги аметистового цвета сверкнули, когда Электра продела загорелую, со светлыми волосками руку Мэтта под свою, полную и веснушчатую. — Просто сыграйте что-нибудь такое торжественное, как в церкви.

Темл смотрела, как парочка удаляется, огибая комплекс, и завидовала женщине определенного возраста (скажем, шестьдесят с чем-то), которая может позволить себе определеные вольности с мужчиной, обладающим определенными достоинствами, без того, чтобы кто-нибудь что-нибудь об этом подумал.

Затем она лягнула себя — фигурально, — вейзмановские туфли были слишком остроносыми, чтобы пинаться по-настоящему. Чем она занимается — в смысле, о чем она думает? Всего три месяца назад ее бросил мужчина — в Лас-Вегасе, совершенно одну, без друзей. Даже если Прекрасный Принц собственной персоной поселится в соседней квартире, ей-то какое дело? Конечно, Мэтт выглядит дружелюбным лапочкой, но и Макс Кинселла выглядел много кем: например, настолько влюбленным, что просто не мог внезапно разорвать отношения. Макс, который так ее очаровал, что она бросила лучшую в ее жизни работу пиарщика, работу в театре “Гатри”, черт возьми! Три дня — и она настолько увлеклась и потеряла чувство реальности, что потащилась за ним в Вегас, точно крыса за Крысоловом! Макс нашел "Серкл Ритц" и уломал Электру сдать им угловую квартиру. Он даже сумел заставить Темпл мечтать о свадебной церемонии, которая когда-нибудь состоится в Часовне Нерушимых Уз [30] Лас-Вегас — свадебная столица мира. Процедура бракосочетания там упрощена до предела. Нужно лишь уплатить $50 пошлины в суде, получить на руки свидетельство о браке и поставить на нем печати и подписи в любой из частных маленьких свадебных часовен. . Этот Макс!.. Талисман неудачи от начала до конца.

Воспоминания об их бурном романе и бессовестном бегстве любовника всегда переполняли Темпл эмоциями; до Макса она была рассудительной. Если бы ее друзья из “Гатри” видели ее сейчас, мечущуюся туда и сюда, слишком пристыженную, чтобы приползти обратно в город, который предала, и слишком упрямую, чтобы наплевать на Вегас и саму себя только потому, что ее здесь бросил мужчина!..

Темпл заставила себя сосредоточиться на безмятежной чистоте бассейна, загоняя воспоминания подальше в прошлое, где им самое место. Часовня Нерушимых Уз выходила фасадом на безумный бессонный Стрип, но сады “Серкл Ритц” позади нее, отделенные от лихорадочного веселья дешевых баров, были мирным укромным уголком.

Темпл подхватила кошачью переноску и направилась внутрь здания, где винтажные кондиционеры стойко держали в холле плюс двадцать четыре с половиной на протяжение всего длинного знойного лета. У дверей лифта ею овладело любопытство. Она оставила переноску и прошмыгула сквозь крытый переход между зданиями к часовне, стараясь, чтобы стук ее каблуков не помешал венчанию. Крошечная часовня ломилась от обилия цветов, большинство из которых были остатками от церемоний в похоронном доме Сэма на Чарльстон-бульваре. Сэм считался то ли бывшим, то ли будущим обожателем Электры.

Счастливая чета замерла в арочном проеме, украшенном цветами. Ряды шляп виднелись над скамьями, но головы, которые они прикрывали, были сделаны из старых колготок и набивочной ваты, как и все остальное, созданное, фигура за фигурой, умелыми руками Электры.

Сбоку, за мини-органом фирмы “Лоуэри” сидел Мэтт в своей изумрудно-зеленой рубашке и штанах цвета хаки. Он выглядел, как профессиональный игрок в гольф, принужденный к музыкальному рабству. Гавайское платье Электры было прикрыто порыжевшей черной академической накидкой, что придавало ей необходимый для церемонии вид духовного лица. Она важно кивнула Мэтту.

Орган ожил. Темпл слушала, вначале с любопытством, а потом с удивлением. Музыка, отдаленно похожая на марш, мягко и чувственно воспарила под купол часовни. Чета выдвинулась вперед, традиционно запнувшись и нервно сделав несколько коротких шагов. Поля шляп сидящих манекенов, кажется, кивнули с одобрением.

Темпл моргнула. Это был тяжелый день. Она нашла мертвое тело, поставила мировой рекорд по тасканию тяжелейшего в мире кота, встретила разрушительно прекрасный экземпляр мужчины как раз тогда, когда навсегда покончила с противоположным полом, и сейчас растаяла под чарами ни на что не похожего свадебного марша. На секунду ей показалось, что неподвижная “паства” запела свадебный хорал.

Она возблагодарила Бога, когда выбралась оттуда.

— Так, киса, — сказала Темпл коту на последнем этапе своих мучений. — Это особенное место. Видишь, дом весь круглый? А это моя дверь — чш-ш-ш, тихо, погоди, я достану ключи! — она из красного дерева, обитая металлом. Сейчас таких уже не делают, годов с пятидесятых. Раньше это было довольно шикарное место, пока в семидесятых не покатилось по наклонной. Электра реконструировала его. Теперь это квартирный комплекс девяностых.

Дверь на петлях из чистой меди повернулась неохотно, она была страшно тяжелой. Темпл сгрузила переноску через порог. Да, увидев ее квартиру, друзья в Миннеаполисе могли бы понять, почему она осталась в Лас-Вегасе, после того, как Макс испарился.

— Неплохо, а? Я тебя выпущу, ты осмотришься, и мы поедим.

Такой расклад кота определенно устраивал. Он, крадучись, вышел из переноски, ставя массивные лапы одну перед другой аккуратно, как хористка из “Тропиканы”.

Слева была странная клинообразная кухня, но кот, втянув воздух носом так, что усы затрепетали, повернул не туда, а в гостиную, бесшумно ступая по ореховому паркету.