Маргарита Малинина - Имитируя визг

— Подожди. — Катя так резко остановилась, что я даже в нее врезалась, так как шла сзади, и, обернув ко мне лицо с затуманенным взором, странным голосом произнесла: — Я хочу посмотреть, кто он.

— Что? Хм… — Я обернулась на «Ниссан», окутанный таинственным облаком светло-серого дыма. — Не думаю, что это хорошая идея.

Любимова, видимо, совсем сбрендила — наверно, последствия ДТП, — потому что больно схватила мою руку выше запястья и толкнула эмоциональную речь:

— Он пытался убить нас, ты ведь не станешь отрицать это? И, в отличие от первого Убийцы в маске, этому мы попались неслучайно . И Лида тоже — неслучайно. Может быть, он намеренно следил за нами. Не знаю. Важно то, что он не просто хотел убить кого-то, как обычные маньяки, он хотел укокошить именно нас . Не знаю, как ты, я вот никому не перешла в этой жизни дорогу настолько, чтобы меня не просто подумывали лишить жизни, а хотели это сделать жестоко, кроваво и беспощадно. Теперь я говорю тебе: я хочу знать, КТО ОН. Ты находишь это желание противоестественным? Хорошо, оставайся здесь. А я пойду и выясню это.

Я выдернула руку.

— Помнится, в «Визге 2» был аналогичный момент. И когда одна из подруг отправилась к машине проверить, мертв ли убийца, его там не оказалось.

— Да, — промелькнула на Катином лице искорка озарения. — Он оказался за спиной другой девушки, той, что не пошла к машине, а осталась на дороге, и зарезал ее, я помню.

Почему-то мне это не понравилось.

— Знаешь что. Я тут подумала: я боюсь отпускать тебя одну. Вдруг он правда не умер? Так что я иду с тобой, так уж и быть.

— Да ладно, чего уж там, — явно издевалась подружка, — жди меня здесь. Я быстро. — Она сделала шаг к машине.

— Нет!! — Я нервно подпрыгнула. — Я иду с тобой, и точка!

Мне почудилось, или на Катином лице мелькнула тень улыбки?

— Ладно-ладно, чего ты так разнервничалась?

Скорыми шагами мы вместе вернулись к почившему автомобилю. Глядя на него, я подумала: и как мы только живы остались? Результат аварии — всего-то фингал на лбу Любимовой и временный тик моей щеки. Да! И труп маньяка номер два, как я могла забыть?…

Вспомнив о Всевышнем, благодаря которому мы и остались живы, не иначе, я простерла взгляд в небо и молитвенно сжала ладошки.

— Слава тебе, Господи…

— Еще не время, — одернула меня подруга и сунула свой любопытный нос в искореженный металлический прямоугольник, где ранее красовалось стекло. — Матерь Божья!

— Что, время для молитвы наконец настало?

— Да, Юля, нам осталось только помолиться.

— За упокой? — Моя богатая от природы фантазия живо нарисовала мне малоаппетитное кровавое месиво, некогда бывшее живым человеком, временами облачавшимся в коричневые одежды и губившим жизни невинных людей.

Однако я поспешила.

— Да, за упокой. Наших душ. Его здесь нет.

— Как нет? Как нет?! А где же он?! — Мое состоянии вплотную приблизилось к буйной истерике.

Обернувшись, мы смогли наблюдать подонка как раз в том месте, где неблагодарная Катька собиралась меня бросить. Это за все, что я ей сделала!

Маньяк, явно посмотревший «Визг», замахнулся ножом и пошел на нас большими шагами, испытывая неутолимую жажду крови.

За что нам это? За что?! Ну сколько можно?!

— Мама! — в отчаянии заскулила я, но Катька и не думала сдаваться: схватила меня за руку и, скрипя зубами, думаю, из-за больной лодыжки, помчалась в противоположную Психу в маске сторону, в которой по известному всему миру закону было расположено строящееся здание, что без солнечного света, под сводом набежавших угрюмых туч напоминало декорацию к какому-нибудь киношному ужастику. В общем, и маньяк с ножом сюда неплохо вписывался. Только вот по какому дьявольскому замыслу роль жертв отводилась нам с Катей?

Словно марафонцы на соревновании по бегу с препятствиями, мы лихо перепрыгнули через ограждение и понеслись вперед ко входу в дом, надеясь затеряться среди его многочисленных неотделанных помещений.

На ходу я обернулась: маньяк и не думал отставать, четко следуя своей жестокой цели — убить.

Пару раз на подступах к дому я споткнулась о валявшиеся кирпичи и, если бы не верная подруга, тащившая меня за собой и совершенно забывшая о больной ноге, я стала бы легкой добычей. Мы влетели в дверной проем и, повинуясь инстинкту, ринулись к лестнице. Помещение было темным, сырым, холодным и жутким, ввиду чего зубы принялись отплясывать польку у меня во рту.

— Давай наверх, — по-прежнему волоча меня за собой, запрыгнула она на первую ступень и огласила округу пронзительным вскриком.

— Что такое?

— Нога. Болит.

Как я уже нередко отмечала, Катерина была волевым человеком, посему, закусив губу, она самоотверженно продолжила подъем, глотая слезы и подступающие к горлу сотворенные болью возгласы. Я не отставала. Пару раз мы спотыкались, норовя пристроиться физиономиями к неровному бетону, но, благодаря взаимовыручке и поддержке, оставались на ногах.

Таким образом мы преодолели второй этаж, начали подниматься на третий, как тут посреди лестничного проема моя ступня куда-то провалилась, вынудив хозяйку присесть.

— Что такое?

— Нога. — В ином случае я бы засмеялась: мы повторили диалог, только поменялись ролями. Но сейчас мне хотелось плакать. — Застряла.

— Подергай.

Я глянула себе под ноги: ступня угодила в заложники к дыре между ступенями, которую строители не успели пока залатать. Я стала дергать ступней в разных направлениях. Безрезультатно.

— Ничего не выходит, — жалобно проскулила я, разрываясь между двумя желаниями — зареветь от обиды или завыть от страха. Ни то ни другое не рекомендовалось: на данный момент Убийца в белой маске не мог точно знать, где мы находимся, так как площадь постройки была обширной, но только вот он не глухой, к сожалению.

Тогда Катя села рядом и тоже попыталась выудить мою ногу из плена.

— Ау, больно! — тут же отозвалась я возмущенно на ее действия, правда, боясь порушить конспирацию, шепотом.

Любимова сидела ко мне лицом, она подняла глаза от пола, чтобы что-то сказать, но, заметив нечто ужасающее поблизости, она сказала совсем другое, притом с таким испугом в голосе, что мне тут же захотелось лишиться сознания.

— О, нет!..

Немедленно обернувшись, я обнаружила одним проходом ниже серийного маньяка, который был наверняка босиком, иначе почему ж он ходил не то что тихо — абсолютно беззвучно, как в немом кино. И это навевало еще больший трепет.

Количество ступенек между нами безвозвратно сокращалось, а ступня, будь она неладна, все не вынималась. Десять, девять…

— Ну давай же! — уговаривали мы эту непослушную часть тела хором, беспрерывно дергая ее из стороны в сторону.