Нина Соротокина - С видом на Париж, или Попытка детектива (сборник)

В Версале у сухого фонтана, где мы сидели на лавочке и, разумеется, курили, Алиса рассказала нам очень смешную сцену из американского боевика. Тогда это было к месту, в нашем разговоре почему-то присутствовали шпионские сюжеты.

Суть вот в чем. Некая молодая девица, такая вся в ковбойских сапогах и с высоким бюстом, на каком-то званом обеде заглотила с шампанским не ей предназначенный микропередатчик. Так сказать, ошибочка вышла. Эта сцена не осталась незамеченной людьми, которые за этим передатчиком охотились. Невинную девицу, которая ничего не подозревала, захватили, потащили в подвал, разложили на столе, связали руки-ноги. Она лежит такая вся прекрасная, несчастная, а над ней склонились мужики с лицами интеллектуальных злодеев, которые пытаются поймать в своих приемниках нужную волну.

Наконец передатчик заработал, начала поступать драгоценная информация. И в этом момент связанная красавица начала икать, заглушая тем самым тончайший писк, который шел от крохотного паучка в ее желудке. Мужики выхватили пистолеты, один уткнул пушку в висок, другой в желудок.

— Если ты сейчас не прекратишь, мы тебя пристрелим!

Девица крикнула:

— Ик… Ик… Напугайте меня!

Именно эту историю я вспомнила, когда увидела вошедшего в комнату человека, которого обозначили как Шика. Я его узнала. Он сидел тогда в кафе при дороге. То есть я его еще раньше вычислила, как только увидела в саду номер машины. Все наши беды от них, тех, которые пинали нас на шоссе. Это их тайную беседу бездумно записал мой диктофон, и они всю дорогу охотились за этой записью. А мы и думать забыли о дорожном происшествии и во всех бедах винили несчастного мертвого мужика в особняке с башенкой…

И вот теперь этот плюгавый, лысый, с лисьим лицом корчит из себя героя боевика и беззастенчиво хамит на чистом французском. Мне бы тоже следовало начать икать, но у меня началась истерика.

Естественно, я тут же начала задавать себе вопрос — кто эти люди? У них было общее дело, они отлично понимали друг друга. Виктор Иванович, он же Федор Агеевич, болтаясь, как цветок в проруби, все время путал французскую и русскую речь. Он служил связующим звеном, то есть переводчиком, и, делая мне против воли реверансы, проговорился. Это было после первого звонка Алисе. Он спросил Шика:

— А где товар? Куда ты его спрятал? — потом спохватился и спросил это же по-французски.

Шик ответил трескучей фразой, показывая пальцем куда-то вниз. Я тогда еще не знала, что в доме есть подвал.

Через пятнадцать минут после первого звонка, как и было договорено, я опять набрала номер нашего телефона в Пализо. Говорил Федор Агеевич.

— Вы нашли интересующую нас запись? Хорошо. Поднесите диктофон к телефонной трубке. Запись прокрутите пять раз.

Дальше взял трубку Шик и быстро стал записывать текст. Меня к телефону не подпустили. После того как была получена необходимая информация, Виктор Иванович опять взял трубку.

— Настоятельно рекомендуем вам не обращаться в полицию. Ваша подруга вернется к вам через два дня. В противном случае вы ее не увидите.

Всё, кончился разговор. Мне трубку на этот раз не дали.

Получив требуемый текст, Шик заметно повеселел и велел устами Федора Агеича сообщить, что сдержит свое обещание только в случае моего безукоризненного поведения.

— А как вы меня собираетесь освобождать… из плена?

— Он говорит, что вывезет вас отсюда на машине, а потом высадит где-нибудь на окраине Парижа.

— Нет, на окраине нельзя. Оттуда я не найду дорогу в Пализо.

— Спросите.

— У кого? Я без языка. Или вы мне предлагаете обратиться в комиссариат?

— И что вы предлагаете?

— Высадить меня около Нотр-Дам, там я уже сориентируюсь.

Федор Агеевич вертелся как белка.

— Слушай, уйми ее, она меня заговорила, — взвизгнул Шик, и Федор Агеевич добросовестно перевел.

И еще я узнала: эти идиоты повезут меня с завязанными глазами, как будто, если бы меня везли с открытыми глазами, я могла бы понять месторасположение этого зловещего дома. Хотя кто его знает? Можно по дороге заприметить какой-нибудь собор или статую.

— А пока, Маш, ты будешь жить в подвале, — сказал мне Федор Агеевич.

— В подвале так в подвале, но имейте в виду, если там мыши, то мое обещание не орать пропадет втуне. И остановить меня сможет только автоматная очередь, — я опять вспомнила девицу с микропередатчиком в животе и начала смеяться.

— Маш, ну успокойся, все будет хорошо… — заблеял Федор Агеевич.

— Да заткнись ты! — прикрикнула я.

Шик совершенно по-русски почесал в затылке.

— Если не выключать свет, мыши из нор не полезут.

Ужо мне, как я могла не смеяться, попав в такую нелепую, совершенно неправдоподобную ситуацию? Со стороны все выглядело необычайно глупо! Первым по узкой, крутой, затхлой лестнице шел Шик с фонарем «летучая мышь» в руке, за ним, хромая, — коленки болели нестерпимо — ковыляла я, замыкал шествие Федор Агеевич, он нес плед и одеяло.

Подвал был обширен и крепок. Обычно в домах старье относят на чердак, здесь функцию кладовки выполнял подвал. Наверное, раньше здесь хранили вино, потому что я увидела черные от времени бочки в углу. Все остальное было — старый хлам, поломанная мебель и вообще какая-то дрянь, оставшаяся от жизни. Здесь было что-то отдаленно похожее на наши салазки, какие-то колеса, ветхая сбруя от давно ушедших в мир иной лошадей, здесь была битая посуда, непонятно, почему ее своевременно не выбросили, а держали черепки в ветхом и грязном ящике, узлы со старым тряпьем, зонты с поломанными спицами. На расчищенном от барахла пространстве лежал зеленый матрас, мой старый знакомец, тот самый, что украшал когда-то багажник машины с плохим номером. На него были брошены плед и подушка. То есть я могла чувствовать себя относительно комфортно.

Перед уходом двое моих тюремщиков быстро поговорили о чем-то, после чего Шик вышел и спустя малое время вернулся с большим ведром, закрытым крышкой. Я поняла, что это вместилище должно было выполнять функцию параши.

— Спокойной ночи, — сказал Федор Агеевич и поклонился не просто уважительно, но даже с некоторым подобострастием, словно я была особой царской крови.

Потом они вышли, щелкнул ключ в замке, и все стихло. Не могу сказать, чтобы я страшно, чудовищно, как и полагалось бы в этой ситуации, трусила. Любопытство было сильнее. События этого вечера настолько не укладывались в привычное для меня течение жизни, что я не могла поверить в трагическое окончание этого фарса. Но как бы это выразить? Сюжет мне не нравился. Во всем была фальшь. Как-то не так это бывает, когда захватывают заложников. И бандиты должны выглядеть иначе. Заложников берут отчаянные люди — мышцы, напор, пистолеты, страстность — мачо, одним словом, а тут два каких-то недоноска. Про Шика вообще говорить не хотелось, а Федор Агеевич явно потёк. А ведь такой красавец был!