Дональд Уэстлейк - Воровская дюжина. Сборник рассказов

Третья группа номеров люкс была занята, как он их называл, претендентами. Эти жильцы выходили по вечерам в город и оставляли багаж, одежду, сумки с покупками — все это заметил Дортмундер, стоя на пожарной лестнице через окна. Взглянув на вещи, незваный гость решил, что они принадлежат семейной паре из Акрона, штата Огайо, которые проводили в отеле второй медовый месяц. Ну что ж, эта семейка вызывала у предприимчивого воришки чуть больше коммерческого интереса, чем толстовка Дональда Дака на 42-ой улице.

И двенадцатый этаж оказался «неприбыльным»: ни человека, ни браслета, ни браслетика, ни цепочки, ни Ролекса, ни ноутбука, ни контрабандной валюты, ни меха с шелком и даже ни пластика (имеется в виду пластиковая карта). Люкс с почти молодоженами был впереди, а Дортмундер не горел желанием привлекать внимание мускулистых парней в коричневой униформе охранников, но одновременно был расстроен.

ОК. Он минует вечеринку, тихо и незаметно. Он просто перейдет от 12-ого непосредственно к 15-му, не задерживаясь ни минуты на 14-ом, а уже далее посмотрит, какую награду ему могут предложить верхние апартаменты. В отеле было 23 этажа — вся надежда теперь на них.

И он пошел. На цыпочках и только на цыпочках, молча и не издавая ни звука. Бросив взгляд через правое плечо, он отметил темное сверкание Центрального парка. Под его ногами открывалась черная бездна глубиной 140 футов, где медленно змейкой извивался трафик на пятой авеню. Над головой, вверху, скрывался ряд номеров 1501-2-3-4-5.

Окно было открыто.

Ах, что теперь? Через него повеяло слабыми звуками вечеринки, словно веселящим газом. Дортмундер колебался, но знал, что он должен каким-то образом миновать препятствие.

Дюйм за дюймом он поднимался по открытой конструкции металлических подножек, холодных в прохладном апрельском вечере.

Когда он достиг открытого окна, то обнаружил, что освещенная комната с белым простым потолком была пуста, шум праздника доносился из другого помещения.

Дортмундер достиг площадки пожарной лестницы. Встав на четвереньки, он начал свой опасный путь под окном, когда внезапно послышались приближающиеся голоса:

— Ты пытаешься унизить и оскорбить меня, — это был молодой, звонкий и обиженный женский голос.

— Я пытаюсь научить тебя английскому, — ответил ей грубый, дерзкий и нетерпеливый мужской голос.

— Это булавка. Все знают это! — Женщина.

— Как я уже тебя говорил, это брошь, — Мужчина.

— Брошь — это то, что подают на завтрак в парижском отеле, — Женщина.

Мужчина:

— Фелисия, дорогая — и я обожаю твои сиськи — клянусь тебе, что та вещь называется бриошь.

— Брошь! — Женщина.

— Бри-ошь!

Большую часть этого разговора смог услышать через распахнутое окно Дортмундер. Немного поразмыслив, он пришел к выводу, что разумнее будет не двигаться, и попросту замер, оставаясь на корточках. Он повернул голову вполоборота, чтобы та оказалась чуть ниже подоконника. Тело же было сжато как рессора пикапа, когда его нагружают 12 листами гипсокартона.

— Ты не смеешь меня унижать!

Над головой Дортмундера мелькнула рука, стройная, обнаженная и грациозная. Она неуклюже, словно маленькая девочка, выбросила через окно какой-то предмет. Это нечто сначала угодило на нижнюю часть рамы, затем соскользнуло вниз.

Прямо «в подол» Дортмундера. Это было сверкающее ювелирное изделие, украшенное бриллиантами по центру, которые плавно перетекали в изумруды на кончиках.

В любую секунду кто-нибудь мог выглянуть через окошко в поисках потерянной безделушки. Левая рука Дортмундера автоматически схватила неожиданную находку, и он двинулся с места. И так как он двигался наверх, то он и продолжил движение наверх. Вернувшись на площадку, он стал взбираться по лестнице на следующий этаж, дыша тяжело как городской автобус, в то время как за его спиной послышались голоса:

— Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! — женский голос.

Мужской:

— О, нет! О, нет! О, нет!

Маршрут через крышу отеля к многоквартирному дому рядом, а далее вниз на грузовом лифте с выходом на улицу был давно известен Дортмундеру. Когда он неспешно поворачивал на пятую авеню, по которой спешили к себе домой рабочие с вечерней смены, то увидел, как подъехали к отелю полицейские машины.

«Газеты соврали», — подумал Дортмундер. Он читал газеты, пытаясь отыскать в ней описание той штуковины, которую он запихнул в бутерброд с ветчиной. Камушки, которые выглядели как изумруды, оказались настоящими изумрудами, а бриллианты — бриллиантами. Неудивительно, что возник ажиотаж. Безделушку, которой швырнула рикошетом в окно прошлой ночью пока не состоявшаяся невеста, оценили, в прессе, по крайней мере, в $300,000.

С другой стороны, газеты лгали. Все будет зависеть от Хармова Кранделлоца. Этот мужчина имел настолько специфическую национальность, что никто не мог даже предположить с какого материка он прибыл. Он совсем недавно устроился на склад возле Атлантик-авеню и вскоре стал очередным королем Флэтбуша. Он платил хорошие деньги (иногда даже больше уставленных десяти процентов от стоимости) и никогда не задавал лишних вопросов. Только Хармов Кранделлоц сможет определить действительную стоимость украшения, припрятанного в бутерброд с ветчиной, а также навар, который Дортмундер надеется получить.

Однако уже теперь, находясь на линии «БМТ» в подземном Бруклине, в окружении газетных фото его добычи, он понимал, что знаменитый экс-владелец не только значительно увеличил стоимость любимого украшения, которое представляет собой сочетание белого и зеленого оттенков, но и придал этому делу широкую огласку (чего умный преступник старается избежать любой ценой). Дортмундер еще более склонился с возрастающим отчаянием в душе над «одолженной» газетой и с растущим возбуждением сжал левой рукой коричневый пакет. Он подумал, что придется подождать неделю, прежде чем продать эту безделушку.

Больше недели. Возможно, шести лет будет вполне достаточно.

На Роизак-стрит он должен выйти. Одним глазом читая Новости о нем, другим поглядывая на свой «обед», Дортмундер следил также за картой метро. Поезд полз вперед от одного незнакомого района к другому, а названия улиц, разделенных черными туннелями, не вызывали абсолютно никаких воспоминаний или ассоциаций.

Станция: бульвар Ведлоукам. Поезд замедлил ход и остановился. Роизак-стрит располагалась неподалеку. Двери отворились и закрылись. Махина тронулась с места и вошла в туннель. Две минуты спустя поезд снова прекратил движение. Дортмундер поднялся, выглянул через окно и увидел лишь…темноту. Где же станция?

Поезд так резко затормозил, что пассажира откинуло обратно на сиденье. Скрежет металлических колес по металлическим рельсам был слышен четко на протяжении всего тормозного пути машины. Поезд пошатнулся и остановился.