Дарья Калинина - Одиноким предоставляется папа Карло

И тут Костяна осенило. Они же могут потратить время не в праздных шатаниях по городку, а с пользой для всего их села.

— А давай насчет будущего монастыря узнаем!

— Чего?

— Таня с тетей Наташей ездили на какой-то праздник, и им там сказали, что у нас будет монастырь.

— Чего? — разинул рот Вован, мигом забыв о музее. — Свой собственный монастырь? С монахами?

— Ага.

— Вот это… круто!

Обрадовавшись реакции приятеля, Костян заговорил уже более уверенно:

— Сходим в церковь. Узнаем подробности. Должны же там знать подробности, правда?

— А что за подробности?

— Например, когда они его строить начнут. И вообще, точно ли это.

— Давай! Давай сходим!

Храмов, церквей и церквушек в Славянске было довольно много. Но ребята рассудили, что если кто и будет заниматься таким крупным делом, как возведение нового монастыря, то ведать им должны в главном городском соборе. И отправились туда.

Пятиглавый собор, украшенный золотыми луковками, возвышался над городом, словно бы паря над ним. Гладкие белые стены собора, прорезанные десятком маленьких окошечек, были такими высокими, что, чтобы разглядеть кресты на куполах, приходилось задирать голову так, что затылок почти касался лопаток. На фоне окружающих его двух- или трехэтажных домишек собор выглядел впечатляюще.

Ребята поднялись по широкому белокаменному крыльцу, тщательно очищенному от мусора и опавшей листвы, и вошли в прохладный темный сумрак храма. Они немножко робели, но старались не подать виду. Внутри оказалось не так уж и страшно. Даже скорей красиво. Маленькие окошки в стенах собора, которые ребята заметили еще с улицы, были застеклены разноцветным витражным стеклом. И свет, проходя через эти стекла, окрашивал внутреннее убранство собора в самые разные цвета, создавая ощущение какой-то радостной пестроты.

— К кому здесь можно обратиться с вопросом?

— Что вам, ребятки?

Невысокий мужчина в одежде мирянина приветливо смотрел на мальчиков.

— Мы из Бобровки приехали. Говорят, у нас там монастырь строить станут. Правда это?

— А вам зачем?

— Как же… Мы там живем. Хотим знать.

— Просто хотите, и все?

Мужчина смотрел на них пытливо, словно чего-то ожидая. И Вован выпалил:

— Помочь хотим в строительстве!

— Вот как!

Мужчина вроде как обрадовался. Похоже, Вован угадал с ответом.

— Значит, хотите потрудиться во славу Божью?

— Да!

— Это вы молодцы, — одобрил мужчина. — Тогда я вам так скажу, идите-ка вы к отцу Иллариону, он вам все объяснит.

— Этот Илларион строительством будет заниматься?

— Идите к нему, он скажет.

Отец Илларион оказался молодым человеком лет двадцати семи. Бородат. Пузат. При виде его у Костяна даже мелькнула мысль, а не отец ли Илларион приезжал вчера за тетей Таней и ее подругой к ним в Бобровку? Но спросить не решился. Отец Илларион был занят, он послал ребят к отцу Пантелеймону, который, несмотря на молодость — вряд ли ему было больше двадцати трех, — тоже оказался бородат и уже пузат, но, конечно, еще пока что в меньшей степени, чем отец Илларион.

Отец Пантелеймон даже не стал ребят и слушать.

— Занят, занят, — замахал он на них руками.

И наконец, от отца Пантелеймона, который разговаривал по телефону и уделить время ребятам никак не мог, они были посланы к отцу Серапиону. Вот он был уже почти строен. И борода у него еще только-только пробивалась. К тому же возрастом он едва ли сильно отличался от ребят. Отцу Серапиону было лет семнадцать-восемнадцать, вряд ли больше.

— Да, строить будем, — подтвердил он. — Когда начнем? Буквально в ближайшие дни, я думаю. Бумаги находятся уже на стадии окончательного подписания. Как только последний чиновник из администрации шлепнет там свою подпись с печатью, все и начнется.

— Скажите, а почему именно у нас решили строить?

— Как же? На этом месте уже стояла в свое время монастырская обитель.

— В восемнадцатом веке.

— А в девятнадцатом веке, в самом его начале, монастырь сгорел. Ничего удивительного, деревянный весь был.

— Почему же его тогда же не стали восстанавливать?

Отец Серапион внимательно посмотрел на мальчиков.

— Вам это и впрямь интересно?

— Да! Очень!

— Тогда слушайте, хотя сразу предупрежу вас, что дело это сильно давнишнее и известно о нем из достоверных источников не так уж много, но кое-что, конечно, имеется. Еще до Отечественной войны все случилось.

— До немцев? — некстати вылез Вован, знавший родную историю, скажем так, на хилую троечку.

— До французов, — поправил его отец Серапион. — Мое-то начальство не очень любит вспоминать, по какой причине пожар в монастыре вспыхнул и почему восстанавливать его после пожара не стали. А я так считаю, слов из песни не выкинешь. Если было что-то сделано греховное и за это понесено наказание, то и стыдиться нечего. Да, было дело, наказание свершилось, теперь можно простить и начать все заново. Но многие считают, что история эта позорная и о ней лучше умолчать. Только это неправильно и очень на ложь похоже. А где даже самая маленькая кривда появляется, там правде уже места нет. Кто по кривде живет, тот от Бога все дальше.

— Ты по существу говори, а не размазывай.

— Ладно. В общем, обитель эта называлась Свято-Троицкая на Зайце.

— Заяц — это же наша речка! — обрадовались ребята, услышав наконец что-то конкретное. — Быстрая как заяц, отсюда и название.

— Верно. Так вот, обитель эта была воздвигнута то ли в 1739-м, то ли в 1759 году на средства одного богатого купца, который был хотя и человеком верующим, но при этом сильно подвержен пороку винопития, который его в итоге и свел в могилу раньше времени. Предчувствуя свой неминуемый конец, купец, а он был бездетным, попросил наместника его прихода, как об особой милости, принять от него в дар крупную сумму золотом. Чтобы впоследствии выстроить на эти деньги обитель, в которой могли бы укрыться такие же, как сам купец, бедняги, подверженные сильному влиянию зеленого змия. Для себя купец просил лишь о неустанных молитвах всей братии за его грешную душу в течение ста лет. Дар купца был принят. И обитель по прошествии определенного времени была также возведена. Первыми ее насельниками оказались люди, в определенной степени бежавшие от собственных грехов и надеявшиеся, что в тиши и уединении монастыря им удастся укрепить свой дух, спастись самим и спасти кого-то из своих близких. Бывшие пьяницы, раскаявшиеся и обратившие свои взоры к Богу, они были не самыми простыми насекомыми. Все свое время новые насельники планировали проводить в праведных трудах и молитвах. Но…

Вован с Костиком, слегка заскучавшие, мигом навострили уши, услышав это многообещающее «но».

— …Но оказалось, что былые привычки способны проникать и через монастырские стены. Потихоньку то один монах, то другой, а то и вся братия оказывались пьяны в дым. За этим следовало их дружное раскаяние, покаяние и некоторое временное воздержание, но затем порок вновь одолевал то одного, то другого, а то и всех разом, и все повторялось заново. По этой причине обитель пользовалась недоброй славой.