Лора Ванхорн - Выход зубной феи

— Я от Ленинского УВД принес в честь Дня милиции памятный сувенир, — Виталий помялся и заглянул в потрепанный портфель с бумагами и старыми очками, — памятные…э-э-э…линзы, телескопические, с секретом. Какие очки, это, как его, конопль, редкая вещь, старинная! Вероника Матвевна изволила забыть, а он ей так нравился! Говорит, прямо жизнь без него вся из рук валится. Я пройду, секретарше ее мужа передать договорились. А то нехорошо получается.

Охранники помялись, но про высокие чувства заммэра к утонченной супруге знали все. Мало ли, что она там любит, может, эти стекла для нее как котята новорожденные, нельзя без присмотра оставить. А, если опер, коллега в некотором роде, пройдет аккуратно до секретаря и обратно, худого не будет.

Турникет щелкнул зеленым и окрыленный Виталий понесся вверх по лестнице.

Если бы он знал, какое откровение ждет его впереди, то бежал бы еще быстрее.

Но только в обратном направлении.

— Господин Рафаэль так и сказал давеча, что кошка — не животная, а дух древний египетский, и Велесу здесь наговаривать бесполезно. Только потревожишь его всуе, а результата нема, — поучала свою напарницу по практической магии Нина Васильевна. Мадам Поленко, исполнявшая в их дуэте роль мецената, подопытного и по совместительству декоратора-мастера сцены, суетливо убирала пучки травы с трюмо на большой глиняный поднос с надписью «Суздаль — жемчужина Земли Русской». Орнамент в виде искореженных славянских рун и луковичек церквей в самоварном золоте обещал придать пучкам русский дух и волшебные свойства. Вот как бездумная туристическая покупка оборачивалась для Клавдии Энгельгартовны ценнейшим в обиходе предметом! Господин Рафаэль недавно ниспослал на блюдо полномочия Всесветной Родильницы. Мадам Поленко и не представляла, что такое чудо можно сотворить всего за десять тысяч рублей! Теперь этот в прошлом топорный сувенир, а ныне — воплощение всех созидающих богов славянских племен, должен быть напитать и корешки, и сообщниц силами для поиска и нахождения Люцифера, то есть Поленковского кота.

В процессе эксперимента выяснилось, что третий глаз у мадам Поленко абсолютно безнадежен, на его месте даже ничего не свербило. Нина Васильевна попыталась было сама приоткрыта завесу в неведомое, но чуть не свела у себя количество наличных глаз до одного, пребольно ткнув во второй острой палочкой какого-то цветка. Поднос винить не приходилось, все-таки Господин Рафаэль очень наглядно показал, как духи плодородия впитали в себя десять тысяч, ну просто слизнули их с шероховатой поверхности блюда. Это ведь не проходимцы какие-то, а авторитеты, проверенные временем, им уже за тысячу лет! Значит, свою работу выполнили и посуду по части оккультных возможностей подтянули. Дело, однако, стопорилось. Подруги еще некоторое время провозились в ожидании магических перемен, пробуя составить на подносе наиболее действенную икебану, но чуда не происходило. Вдруг Нину Васильевну осенило.

— Котик ведь какой у нас породы? — старушка с видом Коперника, усмотревшего, наконец, логику в движении планет, торжествующе посмотрела на заплаканную Лициферову хозяйку. — Не камышовый и не дымчатый сибирский. Котик у нас сфинкс хохлатый, да простит меня Ярило! Солохи мы с тобой, Клавдия! Разве ж поможет отечественная ворожба на живность-то иноверскую? У него там своя Аюрведа, и вот поэтому-то он на наши чары домотканные не отзывчив. Прана не дает! Так он домой не возворотится, нет.

Клавдия Энгельгартовна достала из комода глянцевый светлый лист и прижала его к пышной груди. На нем якобы был запечатлен Люцик в юные годы, но удачная фотография лысого белого кота на фоне кожаного белого дивана не давала точного ответа, а был ли котик. Установить, смотрелся ли котик красавцем в молодости, тоже не представлялось возможным. Любящее сердце хозяйки, однако, безошибочно угадывало контуры дорогого существа, Клавдия гладила листок строго в определенном месте и заунывно причитала. От такой душещипательной картины даже у самого прожженного передовика скотобойни встала бы работа из-за застилающего глаза потока слез, что уж говорить о простых людях! Подруга Клавдии не была исключением и остротой момента прониклась.

В период невзгод Нина Васильевна показала себя, как человек дела: оставив единственного сыночку на произвол семейных отношений и даже не понудев на его жену-интеллигентшу, она живенько унеслась в резиденцию Поленко помогать. Задачей минимум было вернуть потерянное счастье, максимум — обрести новое в виде проживания с котиком наедине, без лишних людей типа исчезнувшего при странных обстоятельствах супруга.

События, о которых старушка во всех подробностях слышала от своей невестки, настраивали на вполне оптимистический лад: один труп уже образовался, посему пропавший из школы человек мог быть либо убийцей, либо упущенной и разыскиваемой жертвой. Из этого щекотливого положения было только два выхода и оба мимо этого милого, гостеприимного дома: тюрьма или кладбище. Поэтому возвращение мужа и дальнейшее свинское поведение вряд ли угрожали его супруге. Нине Васильевне тоже как-то больше нравилось без него. Уж слишком скабрезно Леонид Серафимович отзывался о великой науке хиромантии и даже однажды сложил из священного ее объекта — левой руки — увесистый кукиш под носом у Господина Рафаэля! Да разве мог этот нечестивец составить счастье такой женщины, как Клавдия, которая вечером не метет, через плечо плюет, пустыми ведрами прохожих не смущает и вообще делает все для благополучия семьи!

Сегодня днем мадам Поленко отдала всю себя на свидетельские показания в милиции и вернулась совершенно без настроения. Зато крепко убежденная, что опер Виталий Катанин — идиот и не то, что котика, а даже дерево вокруг дупла найти не способен. Путь домой прошел в горьких размышлениях о неуточненных судьбах Люцифера, автомашины, закрепленной на милицейской стоянке для изучения, и виновника этих ужасных событий, которые Клавдия переносила с огромным риском для здоровья, прежде всего, окружающих. В ее обширной грудной клетке клокотал вулкан ярости, и только цунами слез этажом выше не давало обжигающей лаве натурального деревенского скандала вырваться наружу. Но равновесие было хрупким, и каждый час без родного Люцика приближал страшную развязку.

После визита в милицию Клавдия Энгельгартовна поняла, что с пропажами придется разбираться самой, но делать это тонко, чтобы не переборщить с находками. Житье без Леонида Серафимовича, сначала воспринятое женщиной как гром с небес и сотрясение основ, на поверку оказалось тихим, спокойным, без гонки за трехразовым мясным питанием, зато с ежевечерним просмотром развивающих передач про свах и женитьбу на центральном, а, значит, самом правильном канале. Деньги по-прежнему отыскивались в тумбочке, а не исчезали в прожорливых кассах любимых магазинов Поленко-мужа. Там он втихую покупал чучела для коллекции собственных охотничьих трофеев. Имелась у него такая слабость, совершенно деморализовавшая Люцика при близком с ней знакомстве. Леонид Серафимович уже добыл экспонатов на филиал зоологического музея или выставку к юбилею Ноева ковчега, но все никак не мог остановиться, и несколько лет назад даже пробовал пойти на редкую дичь сам, но что-то не срослось. В последнее время Люцифер, ловя на себе какой-то нехороший, естествоведческий взгляд хозяина дома, ясно чувствовал, что чучело — наиболее понятная для летчика ипостась млекопитающего, и старался спиной к Поленко не стоять. Теперь без Леонида и его вредного хобби квартира дышала миром и негой, с коими жена директора не намеревалась без боя расстаться. Вот только, если бы можно было вернуть Люцика…