Лора Ванхорн - Выход зубной феи

Молоденькая учительница, сидевшая на стуле напротив, с упоением рассказывала о факультативном педсовете, проведенном в аккурат после первого дубля с Леонидом Серафимовичем:

— Про Берина можно говорить часами, поверьте мне. Какая глубина, какое проникновенное отношение к Ph-среде и прочей валентности, ах, это так возбуждает воображение, неорганическая химия! Назар Никонович — настоящий нанонист, знаете, так увлеченно рассказывает про эти наночастицы. Они сейчас ползают по нам с вами! — она экзальтированно пробежала пальчиками по блузке, а Катанин поспешил стряхнуть мерзкую живность с брюк. Девица засмеялась:

— Ах, как феерично! Господин майор, их же не видно, только вооруженным глазом! Вот химик наш может, он для этого вооружен.

Виталий уже понял, что к разгадке непонятных событий в школе эта доморощенная Персефона его не приблизит, но счастья все же попытал:

— Чем же по-вашему вооружен гражданин Берин?

Учительница залилась румянцем, как кухарка над шестикомфорочной плитой, и вытянула нарисованные сердечком губы:

— Экий вы дерзкий, однако! Это ужасно непристойно с вашей стороны, задавать такие вопросы молодым девушкам. Назар Никонович вооружен против нашего слабого пола всем джентльменским набором…

— Коньяком и коллекцией пластинок Дайяны Росс? — переспросил из угла Рыжий. — Вообще химик мог бы так и не тратиться, у него же на работе целая фабрика "Сделай сам". А так набор хороший.

— Попрошу вас не отвлекаться! У нас следствие, а не собрание начинающих ловеласов! — Катанин сурово цыкнул на коллегу и постучал рукой по столу, что произвело неизгладимое впечатление на нежную барышню напротив. Она вдруг пошла пятнами, а узкий остренький подбородочек предательски задрожал. Мелкое пшено слез застучало по столу опера, совершенно не готового к подобным издержкам производства. Он неуклюже заметался между чайником, батареей немытых чашек с присохшими ложками и протоколом, на котором паучками расползались чернильные пятна от девициных рыданий.

— Ну, все, все, — Виталий примирительно подставил учительнице стакан. — Я имел ввиду, постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы ссор или конфликтов между вашими коллегами и новым директором?

Опрашиваемая постучала зубами о стакан, пытаясь справиться с затянувшимся всхлипом, последний раз надрывно икнула и несчастным голосом сообщила:

— Замечала, конечно. Лично я его терпеть не могла, он меня профурсеткой лысой обозвал! А у меня натуральные пепельные локоны, смотрите, — девушка стала истерически выдергивать волосики из жидкого пучка на затылке и, чтобы предотвратить возможный эстетический шок, Катанину пришлось быстро занять ее руки пиалкой с печеньем. Учительница успокоилась, пощипала галету и совершенно уверенно заявила:

— Убила бы его, если честно.

— Ну, раз честно, так пишите явку с повинной. И нам легче, — Рыжий подмигнул барышне, и та снова начала радовать глаз повышенной пятнистостью. Опер же в сотый раз помянул знаменитого деда, который не удосужился оставить в наследство простую и понятную профессию сталевара или циркача, а своим неосмотрительным примером обрек внука мучиться похлеще узников Пиночета. Пока его коллега пикировался со свидетельницей насчет своего извращенного чувства юмора, Катанин бегло просмотрел протокол и нашел в нем некоторые указания на, видимо, более осведомленных будущих помощников, а, может, даже объектов следствия. Девушка сделала акцент на одиночном выступлении Назара Никоновича Берина на педсовете и высоких оценках, данных ему коллективом. Однозначно, директору этот номер не понравилось, у него ведь были свои фавориты. В виде человека, похоже, как это теперь говорится-то? Да, человека с ограниченными возможностями, Тихона Гавриловича, трудовика. "Вот, знал бы дедушка, в гробу бы перевернулся, — думал опер под заунывный аккомпанемент девичьих причитаний. — Опровергли его Маркса: не из каждой обезьяны труд может сделать человека! Я же этого Тихона вчера видел. Полный, э-э-э, нехорошо ведь так про неполноценных. В общем, упадочный". Вслух же Катанин продолжил:

— Так, хватит. Получите повестку на следующий раз, когда будете в форме. Быстро говорите, когда видели гражданина Поленко и свободны.

Рыжий укоризненно заворчал из своего угла:

— Рановато обнадеживаете! Вольница начинается тогда, когда настоящий преступник сидит. А пока именно он у нас свободен, — тут он подозрительно зыркнул на притихшую учительницу, — и я бы не поручился, что это не вы. Уж очень нервная.

Девица, совершенно деморализованная избитым приемом "плохого полицейского", почти смирилась с неизбежной каторгой и последующим скитанием по папертям храмов Крайнего Севера. Она тщетно выискивала в памяти хоть что-то, что могло бы отвратить безжалостный маховик следствия от ее молодой, мало пожившей головы, и направить его по иной траектории. Наконец, барышня заискивающе посмотрела на Катанина, который олицетворил в милицейском дуэте Добро, и тихонько сказала:

— Директора последний раз я видела после линейки. Я пошла свою девочку искать, Марточку, она звонком была. Вообще-то это не моя девочка, а заммэра. Оказалось, Леонид Серафимович все-таки летчик, только такой мог быть смелым и безрассудным. Он Марточку уронил, а потом на ее маму наорал. Но ушел целый, я даже сама удивилась. Правда, Вероника Матвеевна потом по телефону говорила с мужем, и я поняла, что это в принципе ненадолго. В смысле, что целый — ненадолго.

Виталий без удовольствия сделал пометки в блокноте и с грустью посмотрел в окно. Если так пойдет дальше, с этими березками он очень скоро попрощается. В канву следствия уже вплелся Финоген Семенович, с которым связываться не хотелось, теперь еще заммэра и его кровиночка. А Берин со своей сиявшей где-то в верхних слоях стратосферы венценосной мамашей вообще был противопоказан начинающему сотруднику милиции. Спасало только то, что Катанин за неимением опыта и природных склонностей не шибко умел думать, для него это был скорее процесс, не ориентированный на результат. Где-то внутри от всего разведанного завелся противный холодок, будто ниточкой связанный с волосами на загривке: они потихоньку шевелились, но пока насиженного места не бежали. Опер в течение минуты прослушивал свой внутренний голос, который из глухого ворчания под ложечкой никак не мог оформиться в отдельные четкие слова. Он был бы и рад приободрить хозяина чем-то навроде "Перед законом все равны", но для таких перлов в лексиконе стоило бы посещать в Академии историю права, а Катанин традиционно избегал излишних напряжений. Поэтому голос ничего внятного не сообщал, и Виталий решил, что чему быть, того не миновать: придется идти к следователю и испрашивать знакомства с заммэра, даже, возможно, накоротке, с принудительным привлечением на будущие свидания.