Лора Ванхорн - Выход зубной феи

С легкой руки Финогена следствие решило пока не погружаться в завлекательный мир бытовухи и преступлений на почве "ничего не помню, проспался, а тут вон оно как!", и пойти в более высокие сферы. Катаниным было установлено и перепроверено, что автомобиль и куртка абсолютно точно принадлежали Леониду Серафимовичу Поленко, а, значит, убийца, плохо знавший его лично, либо неплохо, но в сочетании со слабым зрением, мог принять Афонькина за директора.

— Либо директор, знавший о готовящемся покушении, решил пожертвовать пешкой в своей свите, переодел потерпевшего и решил посмотреть, что будет! — Рыжий подмигнул Виталию и налил себе еще кофе. Теперь пусть старший оперуполномоченный не думает, что в отделе только он способен на аналитику. — Правда, с другой стороны, этот Вольдемар мог тоже случайно догадаться о грозящей шефу опасности и взять удар на себя!

— Ну да, — кивнул Катанин. — Очень стройная версия. А еще Афонькин, находясь в состоянии похмелья, мог просто взять чужую куртку и попытаться угнать автомобиль. С бодуна, вон, люди турбины с ГЭС укатывали, а здесь мелочевка. Нет, все сходится к одному: необходимо допросить Поленко. Где он?

— А вот это неизвестно, — сказал еще один милиционер, сидевший в углу. — Так. Несостоявшуюся вдову директора к вам на сегодня вызвали, придет. По телефону велела не беспокоиться, все нормально, говорит — Поленко дома не объявлялся. Соседей мы по возможности опросили. Кроме ста двадцати семей новых подозреваемых, это ничего не дало — все пожелали Поленко и его сигнализации провалиться до Вашингтона, то есть прямо в ад.

— А что в школе говорят? — Виталий открыл свои вчерашние записи и сразу поежился, вспомнив огненные глаза Марины Тухтидзе. Ей, чтобы разнести голову мужчине, посторонние предметы были явно не нужны: мозг выносило давлением. После их первого свидания Катанин малодушно исключил биологичку даже из списков свидетелей, решив, что к ней милиция обратится только в самом крайнем случае. Его сослуживцы пока с Мариной не сталкивались и были настроены оптимистично:

— В школе говорят… — отозвался Рыжий. — Поленко вчера неоднократно видели живьем, он шнырял по зданию и рядом, по кустам лазил.

— По какой нужде?

— Да не по нужде, хотя и этого нельзя отрицать, — Рыжий неуверенно посмотрел на опера, — канализацию свою они вчера пустили обратным ходом, чуть по всей школе не организовали плодородный слой. Может, он, конечно, и за этим вышел, но вот некая гражданка Вишневская утверждает, будто Поленко от кого-то прятался. Или подсматривал за кем-то. Ей так показалось.

— Жаль, ей чуть больше не показалось, лучше с подробными приметами и фотороботом, — вздохнул Катанин. Он предпочитал свидетелей порасторопнее. В принципе, в школе имелся широкий выбор, но качество заметно хромало, по крайней мере, вчера. — Значит, исходим их того, что директор пропал. Либо сам, либо ему помогли. Будем искать.

Летучка закончилась, и начался обычный размеренный трудовой день в Управлении. Помимо загадочного убийства в школе, Катанин вел еще несколько не менее занимательных дел, часть из которых давно переросла в хронические. Постоянными подопечными Виталия были жильцы когда-то особенного, партийного, а теперь самого обычного двухэтажного сталинского дома в центре. Первый этаж заселяли отставные тузы тюремного начальства из знаменитого в области изолятора, зато на втором две квартиры принадлежали их бывшим клиентам. Войны не случилось, потому как силы противников были неравны: на стороне дебоширов сверху стояли воровская закалка, проспиртованный организм, устойчивый к инфекциям и паленой водке, а также возможность заливать соседей, не получая в ответ. Убеленные сединами полковники снизу боролись с произволом привычными им методами: жаловались, куда следует и ждали, когда доблестная милиция примет меры. Катанин, уважавший старость, не раз намекал дедулям, что это не поможет, а самым лучшим выходом будет научиться резать проводку беспокойным хозяевам или вообще сдать квартиру гостям с солнечного юга, дружному семейству на двадцать штыков, не меньше. Добрый совет остался без внимания. Первые с большим отрывом проигрывали, и паводок жалоб оттуда рисковал затопить Катанинские угодья.

Были и еще дела, требующие внимания, но вопрос пропажи Поленко не давал старшему оперуполномоченному покоя. Каждый, кто хоть раз сталкивался с директором, оставался к нему неравнодушным, и не всегда после встречи оставались только материальные претензии. За годы службы Виталий хорошо уяснил, что есть для нашего человека кое-что подороже денег: принцип и та индивидуальная странность, фантазия или вера, которая позволяет ему никогда и нигде не считать себя побежденным. Он будет идти с последней гранатой на танковую дивизию, кривой репкой платить дань орде днем и ночью партизанить, принося обратно золото Батыя, сдаст столицу, а потом погонит в сто крат более сильного, более подготовленного на первый взгляд врага голыми руками до самого конца Европы. Потому как нет поражения, пока живо это особое содержание личности, сознание, которое отрицает тупики, а видит только движение, развитие, выход. Там, где здравомыслящий средний, ну, скажем, англичанин шагнет назад и подопрет спиной стену, наш человек в худшем случае сделает подкоп, а лучший вариант просто станет последним в жизни нападавших.

Этот кремень русской самобытности не смогли обточить ни Чингисхан, ни глобализация с модифицированной кукурузой и священными правами опят на гуманное отношение. К приезду Поленко общество в городе, хотя и было слегка одурманено тонким в их местах запахом нефтедолларов, сущности своей не изменило. "Враг не дремлет" было написано на хмурых лицах горожан, штурмующих по утру автобус, подъезды отнюдь не мраморных хрущевок щерились сейфовыми дверями, и все, как один, зорко стояли на страже собственных интересов.

Леонид Серафимович по своей сути был типичный агрессор и обладал редким даром уязвить в каждом то, что гражданин почитал за святое. Он умел в считанные минуты вызвать возмущение и гнев десятка совершенно не похожих друг на друга людей, спровоцировать скандал, попирая незыблемые авторитеты, и как-то походя заставить попавшего в его орбиту человека поступиться принципами ради совершенной своей прихоти. Окружающие прощали ему хамство, но не прощали идиотских ситуаций, в которых им приходилось побывать благодаря этому гению раздора. Директор выходил в народ как безусловный победитель среди покоренных и недоразвитых туземцев, и это раздражало. На освоенной Поленко территории не оставалось индивида, который не был бы с ним в контрах, и Катанин это понял спустя полсуток с начала расследования.