Дарья Калинина - Танго на собственных граблях

— Пойдем-ка мы с тобой по соседям.

Это предложение Бориса вызвало в Насте прилив энтузиазма. Соседи — это дом. А дом — это тепло. А тепло — это была такая вещь, в которой она сейчас нуждалась сильнее всего.

— Пойдем! — обрадовалась она. — Скорее!

И первой потащила Борю за собой.

Однако, войти в дом, который находился прямо напротив дома Юдина, ее спутник по какой-то причине не захотел. Они прошли еще один дом и только там постучались в калитку.

— Сюда? — удивилась Настя. — Но тут даже свет не горит.

И все же спустя некоторое время им ответили. На крыльце появилась сгорбленная фигурка, которая посветила в их сторону фонарем и крикнула надтреснутым старушечьим голосом:

— Чего вам?

— Бабушка, не подскажете, в каком доме тут у вас волшебник живет?

— Какой те еще волшебник, ирод ты окаянный?

— А такой, что всех жизни учит и всех счастливыми делает.

— Ворог! — разозлилась на него бабка. — Видно, что тут счастливые люди живут?

— Вот я и спрашиваю, не знаете ли, где волшебник.

— Затемно еще людей тревожить манеру выдумал. Спать я уже давно легла, ясно тебе?

— Бабушка, я вам денег дам, если скажете, куда нам идти.

Бабкин сон словно рукой сдуло.

— И чего? — недоверчиво поинтересовалась она. — Много ли дашь?

— А сколько скажешь, столько и дам.

— Что? Богатый больно?

— Богатый или нет, а поквитаться с этим волшебником мне дюже охота.

Похоже, последняя фраза возымела на старуху даже более сильное впечатление, чем упоминание о деньгах. Она медленно сошла со скрипучего крыльца и двинулась по едва расчищенной тропочке к калитке, громко ворча себе под нос:

— Только прилегла, так нет же, будят, неймется все им! Ни днем ни ночью покоя нету.

Дойдя до калитки, она долго возилась с замком. Так долго, что Настя уже стала опасаться, как бы ей тут не превратиться в Снегурочку окончательно. Но наконец бабулька справилась с засовом и отворила калитку.

— Ишь, холодные какие, — проворчала она. — Ну, пошли в дом, что ли. Чай, не лето, чтобы на улице беседы беседовать.

Дома бабка уселась на кровать, прикрытую чистеньким покрывальцем, а друзьям кивнула на видавшие виды стулья.

— Садитесь!

В избе у бабки оказалось лишь немногим теплей, чем было на улице. Стены защищали от ветра, но они не могли согреть дом.

— Что же вы, бабушка, дом-то свой не топите?

— А на кой?

— Холодно же.

— Не холодно мне, я привычная.

Бабка включила свет, слабенькая двадцативаттная лампочка была не в состоянии полностью осветить комнату, но какой-то свет она все же давала.

И Настя наконец разглядела, что на бабке надето. Поверх кофты и домашнего халата у нее на плечи был накинут один лишь старый и драный шерстяной платок. А на босых ногах красовались видавшие виды войлочные боты. При виде того, как полуголая старуха шествует по ледяным половицам, Насте стало стыдно. На ней и куртка на меховой подкладке, и зимние сапожки, пусть и тонкие, но все же тоже на меху, и брючки у нее с добавлением кашемира, то есть тоже очень хорошо защищают от холода. И еще шапочка, шарф, варежки, и все равно ей холодно. Каково же бедной бабке, которая разгуливает лишь слегка прикрытой своими тряпками?

— Бабушка, давайте я затоплю у вас.

— Не тронь дрова! — прикрикнула на нее старуха. — За них деньги плачены.

— Бабушка, а впрямь, давайте затопим? — попросил у нее Боря. — Я вам денег обещал дать, так вот, слово свое держу.

И он положил перед бабкой голубенькую бумажку.

— Это за что же? — осведомилась бабка. — Дрова у меня покупать хочешь?

— Дрова вы в печку положите, чтобы нам согреться немного. А деньги я за другое дам. Вы ведь своего соседа, кудесника и волшебника, знаете?

— Да уж, — проворчала старуха. — Если вы про Степку Юдина, то на это дело он в последние годы и впрямь здорово знаменит стал. Хотя, чего таить, бабка-то у него тоже непростая была. Но она все больше на дому у себя принимала. Разное ей несли — кто еду, кто подарки, а кто и деньги. Достаток у нее имелся, но перед людьми она его не выпячивала. Тихо жила, помогала всем, ничего про нее плохого сказать не могу. Да только все равно не угодное в глазах Господа делала, вот он на нее и прогневался.

В это время в печке наконец вспыхнул огонь, осветив горницу. И стали видны потемневшие от времени иконы в углу, а рядом с ними железный крест.

— В общем, если чего от меня хотите узнать про Степку, то никто лучше меня вам не расскажет. На нашей-то улице из прежних жильцов, почитай, только он да я и остались. Все прочие дома свои побросали, а какие не бросили, так те нехристям сдали или вовсе продали.

— А вы почему остались?

— Куда же мне деваться? Детям моим я не нужна. Да я и рада, что они сюда носа не суют. Если приедут, сразу ссоры, ругань. Нет уж, лучше я сама как-нибудь.

Огонь в печке разгорался быстро. Это была маленькая железная печурка, которая почти мгновенно раскалилась, словно сковорода, и от нее пошло живительное тепло.

Бабка, даром что храбрилась и уверяла, что привыкла к холоду, тоже разомлела у огонька, подобрела и начала рассказывать историю своей соседки и ее прославившегося внука.

Как водится у пожилых людей, старушка повела свое повествование издалека-далека, из тех времен, когда она сама была молода, а мир вокруг нее был куда лучше теперешнего.

— Юдины их фамилия, она неспроста им дадена была. Юдин — это Иудин, сын христопродавца. Подлый они род, мерзкий и ничтожный. Что сын, что мать. Уж не знаю, от кого Светка сына своего нагуляла, а только воспитывать она его к бабке привезла. Сама возиться с дитем не захотела, привезла в кульке, еще крохотного совсем, и больше ногой к матери не ступала.

— Значит, господина Юдина бабушка воспитала?

— Господина! — не сдержалась, фыркнула старуха. — Эх, не дожила Ларка до того момента, когда ее внука господином-то величать станут! Вот бы она порадовалась за шельмеца! Да и то сказать вам, любила бабка своего Степку, учила его всему. Уж на что дочка ее разочаровала, а Степка отрадой ей был. До последних минут он при бабке сидел, никуда от нее не шел, за то она и силу ему свою передала. До того людей Ларка принимала, а как ее не стало, на девятый день Степка к людям сам вышел и всем объявил, что теперь вместо бабушки прием вести станет.

Настя покосилась на Борю. Как он воспринимает слова старухи? Тот Юдин, которого они видели сегодня на сцене, очень мало походил на полуграмотного деревенского знахаря, принимающего подношения в виде яичек или домашнего сала от своих почитателей.

— А как же Юдин известности-то добился?

— Уж этого не знаю. А только скажу вам, что с тех пор, как старец этот к нему прибился, дела у Степки сильно в гору пошли.