Татьяна Луганцева - Табу на женатых мужчин

Из большой гостиной две двери вели в противоположные стороны, где располагались две комнаты, маленькие, темные и неуютные. Дверь в одну, со старым диваном, письменным столом, выглядевшим как списанная школьная парта, и дребезжащим холодильником, Муза сразу же закрыла и решила особо сюда и не ходить. Вторая, ясно, должна была стать ее спальней. В ней стояла большая двуспальная кровать под неожиданно веселым, ярко-розовым, такого поросячьего цвета, покрывалом. Здесь стоял шкаф с зеркальными панелями, одна из которых тоже была разбита, и имелся торшер с тряпичным абажуром, к которому была пришита грязная бахрома. Ванная в этом номере была длинная, узкая и проходная, с двумя входами-выходами в спальню и в прихожую. Сантехника тоже была старой, обычная ванна с черной резиновой пробкой, болтающейся на цепочке. Тут же притулились унитаз и раковина, сужая проход еще больше.

Муза еще раз прошлась по номеру, думая, что ей тут не нравится. Кроме скрипучего пола, старой мебели и общей необжитости и неуютности, здесь и глазу зацепиться было не за что. Она поняла, что до сих пор ходит в верхней одежде, и снимать ее не хотелось: дело в том, что в номере было ужасно холодно, почти как на улице.

«Господи! Как же холодно! Почему тут такой дубак?» – подумала Муза и подошла к батарее. Тут-то все и встало на свои места. Батарея была еле-еле теплая, а из огромного окна во всю стену сквозило. Рама была деревянной, старой, с внушительными щелями, толщиной в палец. Некоторые фрамуги не вставали на свое место наверняка уже несколько лет. А жить ей предстояло в этом номере зимой довольно длительное время! Муза разложила вещи в шкафу и с тоской посмотрела на шкафчик с посудой. Она вдруг почувствовала, что хочет есть, что чай и круассанчик в «Сапсане» только раззадорили ее аппетит.

Она спустилась вниз и вышла на улицу, так как при входе в гостиницу видела вывеску какого-то ресторана. Тут Муза смогла оценить масштаб и красоту интерьера. Все стены были расписаны вручную картинками из сельской жизни украинцев. Такие украинские хаты, колоритные фигуры людей, хороводы, животные, плодоносящие яблони, красивейшие пейзажи. Мебель в ресторане тоже была сделана вручную с изумительной резьбой по спинкам скамеек, стульев и ножек столов. Потолок был не ровный, а в виде шатров, тоже с росписью. Из центра каждого шатра свисала чугунная люстра, тоже ручной ковки, с красивыми плафонами над каждым столом. Тихо играла музыка, ходили молодые парни в национальных украинских одеждах и накрывали столы скатертями с национальным орнаментом.

– Здравствуйте! У нас тут пересменок, а затем банкет. Извините, – сказала девушка-администратор. – Приходите вечером.

– Понятно, – вздохнула Муза, решив, что если не везет, то не везет по полной программе.

Вечером для Музы и ее желудка наступил своеобразный час пик – она умирала от голода. Муза узнала, что может пройти в ресторан прямо из отеля, так как ресторан относился именно к нему. Даже странно, что ее номер, да и отель в целом, производили впечатление давно умершего организма, а ресторан был настолько оживлен и красив. Там по утрам даже кормили постояльцев гостиницы завтраками, что-то типа шведского стола.

Когда Муза в трикотажном платье и тапочках вышла из номера, она наткнулась на уборщицу. Это была пожилая женщина, которая до сих пор думала, что она очень молода и привлекательна, и поэтому имела право накладывать на лицо косметику толстым слоем. Такой макияж а-ля девяностые: густые темно-синие тени, ярко-розовая помада, скатывающаяся на губах комочками, и мохнатые ресницы, которые раньше делались при помощи плевка в тушь в виде кусочка черного пластилина и размазывания ее маленькой кисточкой устрашающего вида. Бледные и дряблые щеки были щедро нарумянены каким-то неестественным цветом, как покрывало в ее спальне. Еще Муза сразу же почувствовала запах спиртного, исходящий от этой женщины. Она и на ногах нетвердо держалась, фактически только благодаря палке, на которой висела мокрая и грязная половая тряпка, и казалось, что тряпка в любой момент может поехать по скользкому полу и женщина сразу же растянется на полу во весь рост. Настроение у горничной явно было приподнятым, то есть она находилась в той стадии опьянения, когда тянет на общение, улыбки и прочее. Поэтому появившаяся в длинном коридоре фигура Музы сразу привлекла ее внимание.

– Опа! Какая красивая женщина въехала в люкс. Меня предупредили! Здрасьте! Я – Людмила Юрьевна, можно просто Люся, я – ваша горничная, то есть хозяйка я на этом длинном этаже. Уборка номеров каждый день, смена белья – раз в три дня, – отрапортовала она.

– Добрый вечер! Очень приятно! Меня зовут Муза, – поздоровалась Муза.

– Какое поэтичное имя, – пошатнулась уборщица, то есть горничная. – Вы куда-то идете? Могу я положить в вашу ванную дополнительную туалетную бумагу?

– Делайте, что посчитаете нужным, – ответила Муза. – Я иду в ресторан есть.

– А вы действительно в одиночестве собрались проживать в этом большом номере со сквозняками? – спросила горничная.

– Да, я одна приехала, – подтвердила Муза, пряча улыбку.

– Нехорошо, ой, нехорошо, – покачала головой Людмила Юрьевна, а попросту Люся.

– Что – нехорошо? – не поняла Муза.

– Номер этот люксовый нехороший, совсем нехороший, – покачала головой Люся. – Тут все время обитают какие-то странные личности. Мужики, заказывающие сауну и приводящие сюда девочек. Я окна заклеиваю-заклеиваю, а они вискаря нажрутся, им жарко, и опять все открывают. Опять сквозит, – жаловалась Люся.

– Да, в номере очень холодно, вы правильно сказали, прямо сквозняки по полу гуляют, – согласилась Муза.

– Я бы не советовала вам жить там одной, – сказала Люся.

– Почему? – забыла про свой голод Муза.

– Идите сюда, в подсобку! – неожиданно пригласила женщина, кивая и приглашая следовать за ней, воровато озираясь по сторонам.

Так вместо красивого ресторана Муза оказалась в подсобке горничной, ей была не судьба дойти до ресторана.

– Выпьешь со мной? – внезапно спросила Люся.

– Вообще-то я не пью, – ответила Муза, жалея, что поддалась на провокацию и пошла с этой дамой. Скорее всего, ей нужна была только собутыльница.

– Да я тоже не пью, но почему с хорошим человеком не выпить? – возразила Люся и достала наполовину пустую бутылку коньяка. – От постояльцев осталось. Что добру пропадать? Нет, вы не подумайте, я, если вещи ценные нахожу, администрации сдаю, да и объедки не доедаю. А вот если спиртное, как выливать-то? Жалко… Жильцы иногда дорогое покупают, шикуют на командировочные. Ведь и не подаришь такое уже никому, вот и приходится самой, – вздохнула горничная, давая понять, какая у нее тяжелая работа, что так и пристрастилась к спасению спиртного, а сама-то не пьет.