Дарья Донцова - Королева без башни

Потянулись однообразные месяцы, наполненные тяжелой непривычной работой. Не поверите, но, упав на жесткую кровать и прикрываясь драной тряпкой, Зяма мечтал не о вкусной еде, мягкой постели или теплой одежде, а о школе. Ненавистное ранее учебное заведение сейчас казалось раем, а настырные учителя – ангелами. О побеге Зяма боялся даже думать. Во-первых, куда податься? Ни документов, ни денег, ни людей, способных приютить и помочь, у мальчика не было. И он теперь знал, как поступают с теми, кто не слушает Михаила Матвеевича. Их действительно держали в подвале до тех пор, пока дети не исчезали. Жена Груздева стирала одежду тех ребят и укладывала в сундук на чердаке.

У меня от ужаса по спине покатился пот.

– Вот что хранится под крышей!

– Он их не убивал, – уточнил Зяма, – а перепродавал. Детей забирали в Среднюю Азию на плантации хлопка, увозили в горы, делали из них бесплатных работников. Себе Груздев оставлял лишь тех, кто ему нравился, казался послушным, ел мало. Старик – отвратительный жлоб. Он вещи тех, кого из дома отправлял, себе оставлял, новые хозяева рабам другую одежду покупали. Я дико старался, чуть ли не целовал ему ноги. В его доме было ужасно, но я привык, даже находил время для отдыха. Книжки читал, в особняке полно всего. А если меня увезут на юг? Там точно сдохну!

Спустя некоторое время в доме образовался костяк, как говорил Груздев, воспитанников: Рита, Зяма, Катя и Антон. Последний жил тут с незапамятных времен, попал в приют крошкой и позабыл, как выглядела мама. Но Михаил Матвеевич был вдохновенным садистом. Каждый вечер он собирал деточек за скудным ужином и с иезуитской настойчивостью рассказывал им, как поступили с ребятами родители, непременно называл их имена, фамилии и сокрушался:

– Сами виноваты. Появились на свет у хороших людей, нет бы, жить, почитать отца с матерью, слушать их! Но вы своего счастья не ценили, учились плохо, грубили старшим, плохо ели, вещи портили. Вот и надоели им.

Дальше шел детективный рассказ о том, как родственники попросили дядю Мишу позаботиться о плохих детях. Груздеву заплатили денег, чтобы он забрал Зяму, Риту, Катю и Антона.

– Хорошие вам от рождения мамы достались, – вздыхал Михаил, – могли утопить или пристрелить, но они вас в добрые руки отдали, в мои. Доведу вас до ума, обучу трудовым навыкам, но, если исправиться не пожелаете, перепродам другим людям.

Зяма привык к подобным беседам, он старался не думать, что ждет его впереди. Рита, Антон и Катя тоже выглядели сломленными. Девочки были тихими-тихими, скользили по дому тенями, но через год у Зямы установилось с ними некое подобие дружеских отношений. Рита часто помогала на кухне и имела возможность утащить чуть-чуть еды: кусок хлеба, отварную картошку, горсть риса. Слава богу, в девяностых технический прогресс еще не зашел далеко, никаких камер видеонаблюдения в доме не было, и когда Михаил уходил спать в свои роскошные апартаменты, дети имели возможность поболтать. Один раз Зяма и Рита спасли Катю от посадки в подвал. Девочка случайно отбила край у керамической вазы, которая стояла в углу коридора. Несчастье случилось поздно вечером, когда Катя кралась в комнату к Маргарите. Представляете, какой ужас обуял девочку? В страшную синюю комнату можно было угодить и за меньшую провинность.

– Я там умру, – в панике шептала Катя, – все, прощайте.

Но Риту осенило, как спасти подружку. Она пошла на отчаянный риск, сбегала на кухню, отковыряла немного хлеба, разжевала его, а Зяма, имевший умелые руки, залепил этой массой вазу.

В доме у старика было много вещей, в одном из чуланов нашли краску, и ваза стала как новая. Удивительно, но затея сошла детям с рук. Утром Михаил обнаружил расковырянную буханку хлеба, но, как и надеялась Рита, решил, что в дом вновь пришли мыши. В порыве щедрости он отдал детям испорченный хлеб, сказав:

– Нехорошо еду выбрасывать, угощайтесь.

В сторону вазы садист даже не посмотрел. Потом в доме появился новый жилец, Слава. Воспитанники быстро узнали его историю. Лидия Алексеевна, мать мальчика, умерла от болезни, сироту забрала тетка, вернее, она переехала из своей однокомнатной квартиры в просторные апартаменты покойной, чтобы якобы воспитывать племянника. Дальше ситуация стала разыгрываться как в сказке про лису и зайчика. Помните? Была у зайки избушка деревянная, а у Патрикеевны ледяная, растаяла она весной, заявилась рыжая хитрюга к длинноухому, попросила Христа ради пригреть ее и выгнала прежнего владельца вон!

У тетки было двое детей и муж-ефрейтор. Надо ли продолжать дальше? Слава очутился у Груздева. Спустя некоторое время Зяма и Рита поняли, что Славик влюбился в Наташку, дочку Груздева, а та на беду отвечает ему взаимностью.

Наташа была тише всех, она сторонилась воспитанников. Ребята знали, что девочка дяде Мише не родня, он ее удочерил. И, вот уж странность, никаких рассказов о биологических родителях дочери не заводил. Почему Груздев официально признал Наташу? Ответ на этот вопрос нашелся случайно. Однажды Катя, которой вменялось в обязанность тщательно приводить в порядок покои хозяина, совершила шаг, который можно было оценить как подвиг. Воспользовавшись тем, что Михаил Матвеевич ушел на рынок, она во время уборки кабинета хозяина, заглянула в его письменный стол и стала аккуратно изучать находящиеся там бумаги. Первой на глаза попалась метрика Наташи, потом свидетельство о смерти ее биологического отца. Ната оказалась племянницей Анны, дочерью ее брата. Когда родственники погибли, Михаил записал их дочь на себя. Катя продолжала рыться в бумагах и поняла, чем был вызван порыв доброты Груздева. Родители Наты оставили ей в наследство большую каменную дачу. До достижения девочкой восемнадцати лет жилплощадь находилась в распоряжении опекуна, коим являлась Анна. После удочерения Михаил мог сдавать дом на законных основаниях. Что он и делал, качая деньги. Все законно – отец временно управляет собственностью дочери. Анна, забитая мужем, молчала, а Наташа, наверное, даже и не знала, чем обладает. Михаил Матвеевич не делал девочке никаких поблажек. Она питалась, как все, ходила в старой, штопаной одежде. А вот к Славе хозяин неожиданно воспылал любовью. Начнем с того, что не отнял у подростка красивую рубашку, в которой паренек пришел в приют. Сорочка была невероятно яркой, по светло-голубому фону разбросаны ярко-красные попугаи, желтые бабочки, зеленые цветочки. Славе разрешалось надевать ее раз в месяц. Это было удивительным баловством, остальные всегда ходили в застиранных тряпках.

Я вздрогнула.

– Я видела эту сорочку в одном из сундуков. Антон ее вытащил и воскликнул: «Ее следовало выбросить». Помнится, я весьма удивилась, у старика достойный зять, который им восхищается, одобряет все начинания Михаила Матвеевича, ну почему он вдруг был готов расстаться с хорошей рубашкой? До того, как взял ее, Антон тряс перед моим лицом лохмотьями и повторял: «Хорошие вещи, их сохранить надо, тестю клиенты часто одежду в подарок оставляют». Странное заявление про клиентов, отдающих непотребные вещи, но чего только не бывает. Хотя удивлял и разброс размеров брюк и платьев, но теперь все стало понятно.