Маргарита Малинина - Смертельный и чудесный карнавал. Сборник

— Расскажи мне о ней.

Он снова приподнял одну бровь, при этом ничего больше в лице не изменилось. Я в очередной раз подивилась нелюбви некоторых людей открыто демонстрировать свои эмоции. Их что, съедят за это? Или они настолько замкнутые, что даже показать кому-то, что злятся, к примеру, или радуются, или шокированы для них приравнивается к публичному обнажению?

Ласточкин, однако, сделал два шага назад — к креслу. Вздыхая, сел и, помолчав немного, рассматривая свои ладони, начал наконец говорить:

— Ну что ж, если тебе и впрямь так интересно, что ты не постеснялась даже обнимать меня покрепче, лишь бы свистнуть ключ… А ты и правду думала, что я ничего не почувствовал, да? — Я сызнова зарделась (специально он это делает, что ли?), а Игорь, усмехнувшись, не стал дожидаться ответа и продолжил: — Она вышла второй раз замуж, когда мне было семь лет. Впрочем, я не жалуюсь, отчим оказался неплохим человеком, и тем не менее с матерью мы были более близки. Она преподавала географию… Хотя ты это уже знаешь. Так вот, в тот злополучный день он позвонил ей… Филипп Алексеевич… директор краеведческого музея. Рассказал о находке. Просил приехать. Прибывшим экспертам он не доверял, по его словам. С матерью они вместе учились, только она аспирантуру бросила, поняв, что скучает по ученикам, и вернулась в школу. А он доучился. Однако списывал у нее и вообще восхищался ее знаниями. Мама прочитала абсолютно все научные труды по раскопкам — не только в нашей стране. Ее интересовало все. Мой дед был археологом, ну и передалось, наверно… Он сам, кстати, тоже во многих экспедициях побывал и много трудов оставил. Короче, мать чувствовала себя старшей сестрой этому… — Игорь, видно, хотел ругнуться, но осекся. — Не важно. Они жили в одном дворе, отец у него алкаш, и парень всегда ходил побитый и голодный. И мама моя вместе с бабушкой подкармливали его. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Вот и отплатил он ей… Ага.

— Почему ты так уверен, что это он убил твою мать? Ты ведь на это намекаешь, я правильно понимаю?

— Угу. — Игорь поизучал немного ковер под ногами, затем поднял на меня глаза. — Он попросил ее привезти с собой рубиновый набор. Мой дед нашел на раскопках старой усадьбы, под руинами бывшего дворца. И не отдал никому. Дело в том, что наши предки были дворянами, и дед организовал экспедицию в Пензенскую область специально, в надежде найти что-то любопытное, сохранившееся от наших предков. Он долго копался в архивах и установил-таки, кто были наши предки и где располагалась их усадьба. Конечно, он поступил не очень хорошо, утаив находку… Ну а Филипп оказался посвященным в тайну, так как был вхож в нашу семью. Столовался, так сказать, за счет тех людей, которых решил ограбить. Так вот, мать приехала на встречу, взяв рубиновый комплект. По телефону он убедил ее, что в нише в стене лежат драгоценности, похожие на те, что нашел дед. Будто бы остальная часть набора. Брошь — или что там, я не помню… Хорошо, что она успела предупредить меня, куда едет. И пропала. Нашли ее в лесу. Директора проверили, последний звонок был от него. Но у него оказалось алиби. Он сообщил, якобы звонил, чтобы отменить встречу, а не наоборот. Его видели в другом городе. Но я знаю, что это вранье. И вот я увидел этот набор в музее. Он его даже не сбагрил барыгам. Я-то вначале решил, что это из-за денег. А он убил ее ради нового предмета для музейной коллекции, ты можешь себе представить?!

Я сперва покачала головой, так как это и впрямь казалось до ужаса неправдоподобным, но потом вспомнила экзальтацию Людмилы Анатольевны в музее, говорящую о жемчужине коллекции, и усомнилась. Пиар в современном мире архиважен для всех: не только для звезд эстрады и мировых брендов, как бывало раньше, но и для госучреждений, политиков и обычных лиц. Всем хочется, чтобы о них говорили, репостили их сообщения и подписывались на их страницы. Ради дурацких селфи люди жизнями рискуют, взбираясь на высотки и суя голову в пасть льва. Так что Ласточкин, вполне возможно, говорит правду.

— Чудовищно, — только и смогла я сказать. А как еще поддержать человека, потерявшего доверчивую, добрую, щедрую мать и не сумевшего добиться справедливости легальными способами? Я слышала, что директор угодил в реанимацию. Так ему и надо.

Продолжая жечь меня печальными, наполненными болью глазами, он тихо сказал:

— Спасибо.

Почему-то это слово решило все. Больше ничего не осталось: ни теплохода, ни пассажиров, ни угрозы для них жизни, ни грязного шантажа, ни захвата заложников. Даже криков чаек не было слышно. Весь мир сузился до двух человек. Этой каюты тоже не было. Слишком велика. Столько места не было нужно. Только тот маленький кусочек ковра, на котором мы стояли, когда я, поддавшись странному, почти мистическому порыву, взлетела со стула и кинулась ему, поднявшемуся мне навстречу, в объятия.

Мы целовались с жадностью расставшихся не по собственной воле на долгое время двух любящих половинок. Может, так оно и было? Может, мы искали друг друга долгие десятилетия и вот, наконец, встретились? Может, там, в предыдущей жизни, в параллельной реальности или где-нибудь еще, мы знали друг друга, были вместе, были счастливы? Если это все бред наивных, романтичных дурачков, то откуда в моем сердце чувство, словно это не выдумки, словно так и происходит, так и было с нами? У меня нет однозначного ответа. Да и зачем он нужен?

Пока я сладко потягивалась на шелковых простынях, Игорь взял в руки с прикроватного столика золотые часы.

— Итак, прошло всего девятнадцать часов, а я давал тебе целые сутки! Я совершенствуюсь в умении укладывать женщин в постель. Следующая баба получит всего шесть часов на раздумья! — И получил от меня подушкой по голове. — Да шучу я, шучу!

— А теперь признавайся. — Я приподнялась на локте, старательно придерживая одеяло возле шеи: всегда неловко себя чувствую без одежды. — Нет никакой взрывчатки, да?

Он фыркнул.

— Дурочка, что ли? За кого ты меня принимаешь? Конечно, нет. И сговора с капитаном тоже нет. Не представляешь, как я перетрухнул, когда увидел, что ты к нему направилась… Вот шуму бы было!

— А для чего это все? Я ведь перепугалась до чертиков! Нельзя так шутить!

— Ты права. — Он с покаянным видом посмотрел на меня… и все испортил, подмигнув. Ну как так можно? Я ведь о серьезных вещах говорю… — Давай я извинюсь… — Он придвинулся поближе и поцеловал меня в шею. — А потом извинюсь еще раз…

— Ты можешь быть серьезным или нет? — отодвинулась я, возмутившись.

— Ладно, послушай, я был уверен, что ты узнаешь меня сразу и, мало того что откажешься со мной встречаться, так еще и сдашь меня. Тем более долго и упорно ухаживать, доказывая, что я не конченый мерзавец, повторю, у меня нет времени. Каждый день может стать последним, я не врал, когда говорил, что у меня полно врагов. А вот если ты поддашься альтруистическому порыву спасти людей, к тому же детей, а потом я тебе расскажу всю правду, тут появится шанс быть с тобой, да еще и не сесть за решетку. Как и вышло в итоге. Прости, но я не видел другого выхода.