Маргарита Малинина - Смертельный и чудесный карнавал. Сборник

2018

— Выходи за меня! — резко прозвучало в тишине.

Я подавилась роллом «Калифорния» и стала стучать себе палочками, которыми ела, по спине, а Паша, сорвавшись с места и уронив со стола китайский глиняный чайник, подбежал ко мне, чтобы помочь справиться с дыханием.

Наконец, избавив от риса дыхательные пути, я воскликнула:

— Да ты в своем уме?!

Тем временем подбежавшая официантка тихого, уютного суши-бара, в котором мы находились в этот поздний час, наклонилась возле столика, чтобы убрать осколки пострадавшего из-за Пашиной прыти чайника.

Павел Самойлов — мой друг с детсадовских времен, невысокий, худенький, вечно лохматый брюнет, которого многие девушки тем не менее находят «очень даже ничего», — усмехнулся:

— Это совсем не то, что парень желает услышать в ответ на свое предложение, не находишь? — и подмигнул мне карим глазом.

— Это никакое не предложение! Это черт-те что! Вот я и спрашиваю: ты в своем уме?!

Я продолжала бушевать, друг с испуга попятился, наступив на все еще болтавшуюся под ногами официантку, та слабо охнула под весом в как минимум шестьдесят пять килограммов, а сам он, потеряв равновесие, упал, приложившись в падении затылком к нашему столику, с которого на этот раз грохнулась чашка. Тоже разбилась.

— Ой! — Паша вскочил на ноги, потирая ушибленный затылок.

— Ты в порядке? — вкрадчиво осведомилась я. Вопрос был скорее риторическим: друг падал постоянно и все время что-то ронял, ломал, разбивал, поэтому все его окружение — да и он сам — давно с этим смирилось, и это уже не повод для волнения. Знакомые научились не пугаться громких звуков, а Паша научился падать на одни и те же места, вследствие чего там образовались жесткие мозоли, и было уже не так больно.

— А как же! — сотрапезник старался не терять присущего ему оптимизма даже в такой трагикомичной ситуации.

Тем временем на помощь пострадавшей официантке прибежала еще одна, но Павел уже сидел, так что опасность для здоровья общественности, хоть и не сводилась к нулю, но стала хотя бы минимальна.

Глядя на копошащийся возле наших ног обслуживающий персонал, Павел вновь заговорил:

— Да, на первый взгляд это кажется глупостью, у нас ведь только дружба, и если бы было возможно, за долгие годы знакомства она бы уже переросла во что-то иное, но подумай просто: мы давно друг друга знаем — раз, мы прекрасно уживаемся в замкнутом пространстве — два, мы знаем все привычки, вкусы и скелеты в шкафу друг друга — три, нам хорошо проводить время вместе — четыре, наши семьи уже знакомы — пять…

— Погоди-погоди! — замахала я руками, точно экстренно тормозя попутку. — Какая муха тебя укусила? С чего ты вообще задумал жениться?

Павлу вдруг взгрустнулось, и он вздохнул. Подождав, когда девушки удалятся, продолжил:

— Да ну, родители задергали… Когда, мол, когда… В чем-то они правы, мне уже двадцать три, многие мои друзья успели жениться. Но это не главное. Детей я хочу.

Я предусмотрительно не возобновляла жевательный процесс, ожидая Пашиной ответной реплики, иначе бы подавилась повторно. Мои ярко подведенные глаза в ту секунду, наверно, расширились до катастрофических пределов, заняв две трети всего лица.

— Ты шутишь, да? Ты же ненавидишь детей!

Собеседник согласно кивнул:

— Да, так было раньше. Сейчас уже начал смотреть на них по-другому. Но ты права, это не самое главное. А главное, знаешь, что? — Он придвинулся поближе, поставив локти на стол, и вперился в мои глаза долгим томительным взглядом.

Я быстрым движением передвинула на свою часть стола его тарелку и соусницу — от греха (читай: от его локтей) подальше — и с ужасом стала ждать его дальнейших слов, просекая причину внезапной меланхолии друга. Как давно я этого боялась… Когда испытываешь к человеку нежную дружбу, симпатию, даже привязанность, но отнюдь не любовь, все время боишься, что этот человек однажды признается, что в основе вашей дружбы заложены не просто уважительные отношения между двумя интересными друг другу индивидуумами неважно какого пола, а давнишняя, стыдливая и тщательно завуалированная безответная любовь одного из них к другому. И не знаешь, как себя вести при этом. Друга терять не хочется, но и делать его несчастным — тоже, а он будет страдать, когда ты начнешь встречаться с кем-то другим у него на глазах.

— Анюта, — продолжил Павел, — слушай, прошу, внимательно, это очень важно. — Трагичность в Пашином голосе достигла своего апогея. — Я давно хотел тебе рассказать. — «Я всегда тебя любил», — мысленно продолжила я за друга и зажмурилась от ужаса. — Наш дом наметили под снос. Так как мы с отцом однополые, нам дадут однокомнатную квартиру. А если я успею жениться и прописать жену, то двухкомнатную! И если дети успеют появиться… то может быть и трех-, понимаешь?

Глядя в Пашины сияющие ныне гордостью и довольством собой по вине гениальности придуманного плана глаза, я завопила:

— Что-о?!

— А что? — удивился он.

Вся окружающая нас черно-красно-белая обстановка (в японском стиле; все, как и полагается) как-то незаметно начала кружиться, а перед глазами появились какие-то световые вспышки, хотя суши-бар всегда отличался приглушенным, интимным освещением.

Я пару раз моргнула и качнула головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Погоди, я не поняла… То есть ты не любишь меня? Ты сделал мне предложение ради квадратных метров?!

— Ой, блин… — Гордость, царившая доселе в его взгляде, уступила место грусти и неловкости. — Ань, я так боялся, что это когда-нибудь случится… — Паша закрыл лицо руками. — Я безумно боялся, что ты влюблена в меня. Не обижайся, я… я даже не знаю, что сказать…

— Нет-нет, это чудесно! — захлопала я в ладоши. — Ты не представляешь, как я рада, что ты делаешь мне предложение только ради квартиры!

— Что? — Павел долго изучал мое лицо. Клянусь всеми богами, у меня в тот момент рухнула гора с плеч, наверно, это и отразилось на моей прекрасной физиономии. — Это сарказм, я не понял?

— Нет. Мы оба не влюблены друг в друга, и это прекрасно. Ура! Аллилуйя! — Я готова была любить весь мир.

— А-а-а, то есть ты боялась… — дошло до Павла, — я понял. Нет. Все хорошо. Ну так — как? Поженимся? — снова оживился он. — Я предлагаю тебе здоровый фиктивный брак! Мы хорошо заживем вместе! И с отцом моим у вас всегда были хорошие отношения! Ты — культуролог, он озабочен античностью, вы можете разговаривать о всяких там Софоклах и Горациях часами!

— Да, но… Дело же не только в твоей семье.

— Да, — уныло поникнув головой, изрек приятель, согласно кивая в ответ на мои слова. — Я знаю, что из всех твоих ближайших родственников ко мне хорошо относится только твоя бабушка…