Маргарита Малинина - Смертельный и чудесный карнавал. Сборник

— Ну вот мы и пришли. Это улица Ленина. — Я встала на месте, не желая сдвигаться дальше. — И где же она?

Катерина пожала плечами и попыталась еще раз дозвониться. Телефон молчал. Тогда она написала сообщение с моим вопросом.

Через две минуты пришел ответ.

«Я В АДУ. И ты следующая».

— Чего?! — завопила моя подружка, взмахнув рукой и едва не уронив в лужу телефон, так как именно этой рукой она его и держала. Катька — натура эмоциональная.

— Пошли домой! Пожалуйста! — А я — натура пугливая…

— Я не уйду, пока не врежу этой алкашке по наглой размалеванной физиономии! Это уже за гранью!

Подруга стала набирать текст, так сильно вдавливая пальцы в экран, что, казалось, он сейчас треснет. «Выходи или мы уходим!»

Мы ждали полминуты.

«Я не могу никуда идти».

Катя спросила: «Почему?»

Еще одна драматическая пауза, более длинная, затем…

«Потому что я мертва».

Катька грязно выругалась и написала: «В последний раз спрашиваю: ГДЕ ТЫ?!»

Секунды до ответа тянулись до ужаса медленно. Мы смотрели то друг на друга, то на экран в ожидании ответа. Я, если честно, была готова бежать, так меня пугала данная непонятная ситуация. Вот у кого создателям хорроров стоило бы поучиться нагнетанию атмосферы и выбору локаций — у Катиной бывшей сокурсницы. Монстр из телевизора сейчас казался еще менее страшным, чем тогда. Наверно, я в тот раз случайно переключила на детский канал.

«Идите прямо вдоль здания, затем сверните направо».

— Я прибью ее! — рыкнула подружка и, тяжело печатая шаг, стискивая зубы и сжимая левую ладонь в кулак, направилась к углу здания.

Я последовала за ней, нервно оглядываясь и ожидая, что вот-вот произойдет что-то плохое.

Мы свернули направо, как нам и было велено, и оказались в темном, пустом, узком переулке, который вывел нас в необитаемый двор. Двухэтажные домики с ненавистью взирали на гостей своими выбитыми глазами-окнами, и ах рты-входы были заколочены. Эти дома раннесоветской постройки готовились к сносу.

— Э… Вероника? — позвала Катька странно высоким голоском. Если уж она, широко известная своей безбашенностью и отвагой, была в ужасе, то что говорить про меня? Голова окуталась туманом, тело тряслось, и я не чувствовала ни рук, ни ног.

Медленно мы продвигались вперед, в центр двора. Луна высветила какое-то подобие виселицы, веревка с петлей, привязанная к металлической балке, плавно раскачивалась, словно на ней катался кто-то невидимый. Я почти уже вскрикнула от испуга, но тут поняла, что это просто остатки детской тарзанки, вон и деревянная палка валятся прямо под ней. За неимением нормальных качелей жителям пришлось импровизировать. А раскачивается она из-за легкого ветерка.

Больше ничего интересного здесь не было, и мы прошли чуть дальше, к сектору с мусорными баками, огороженному хлипкой на вид металлической сеткой от игровой площадки (если так можно назвать одну тарзанку и лавочку возле нее). Вначале я ничего не увидела, ну кроме разве что мусора, валяющегося не внутри баков, а под ногами, и копающихся там то ли крыс, то ли каких-то иных мелких зверей, но когда Катя включила фонарик на своем смартфоне, мы заметили… ноги. Да, одни лишь ноги, торчащие из-за последнего бака.

— Что… Что… — Я так и не смогла закончить вопросительное предложение и просто по традиции пошла за подругой, которая, точно загипнотизированная, шагала к телу.

Видя, что она собирается посветить лучом фонаря в лицо лежащему человеку, я отвернулась, мысленно убеждая себя, что это всего лишь уснувший пьяница, точнее, уснувшая, ведь ноги были обтянуты колготками.

— Ах! — издала Катя.

— Что? — Так как я все еще стояла отвернувшись, я не могла видеть, что ее напугало.

— Это Вероника! Она мертва! — То, что сделала дальше Катька, можно оправдать лишь помутнением рассудка на фоне стрессовой ситуации — она наклонилась и обследовала тело. После констатировала: — Ее задушили.

Это был, к сожалению, не первый наш труп. Подружка и ранее часто вовлекала меня в расследование убийств и странных происшествий, но я бы никогда не стала специально разглядывать мертвое тело. Так что в этом мы тоже были разными, в моей психике любопытство к смерти не нашло приюта.

— Что ты делаешь? — возмутилась-таки я. — Вызывай полицию!

Стоило мне это произнести, Катин телефон вновь издал писклявый звук. Она вернулась ко мне, чтобы прочитать вместе. Присланный от Вероники текст звучал так: «Теперь вы мне верите?…»

— Итак, — протянул один из приехавших оперативников, пролистывая Катину переписку с ее телефона. — Это все?

— Да, — послушно изрекла я, а Любимова гаркнула одновременно со мной:

— Этого что, мало?!

Офицер вздохнул и вернул Кате телефон.

— Не нужно паниковать. Убийца забрал ее мобильный, это он пишет вам, а не призрак. Мы его отследим.

— Кто говорил что-то о призраках?! — возмутилась снова Катя, что было для нее типично, а затем, повернувшись ко мне, вспомнила: — Ах, ну да. Это была ты.

— Это выглядело именно так! — пыталась я оправдаться за свой первый разговор с полицией. — И вообще, я была напугана, поэтому всякая мистика полезла в голову… — Вздохнув, обратилась к оперуполномоченному: — А вы все сообщения проверили? Видели то, где призрак угрожает? Ой, то есть… не призрак… Ну вы поняли.

— Покажите, — сказал он безэмоционально. Как будто на его практике сотню раз убийцы писали подругам жертвы от имени жертвы, и он ничего экстраординарного в этом не находил.

— Это ерунда, — отмахнулась Катя, но все же дала прочитать указанное мной сообщение про то, что она якобы следующая.

— Вы знаете кого-то, кто хотел бы навредить вам или вашей подруге? — кивок в сторону упакованного в мешок тела, которое как раз грузили в труповозку.

— Нет.

— Вспомните что-то — звоните.

Телефонами они уже обменялись, поэтому мы посчитали себя свободными. Сперва хотели вернуться домой, но вместо этого по пути завернули в тот самый клуб.

— Мы забыли сказать о ссоре с начальником! — сокрушалась я, когда мы заняли те же самые места. — Это зацепка!

— Водка-мартини, плиз, — заказала Катька и обернулась ко мне. Здесь, при свете, я заметила, что под ее ярко подведенными глазами наметились черные мешки, а пухлые губы были бледны и немного подрагивали. Да и вообще, ее лицо отдавало синевой. Может, освещение такое? — Мы не станем этого делать, — вдруг резко сказала она, будто я ей что-то предлагала. Что-то запрещенное и нелегальное.

— Чего делать?

— Расследовать.

— Ты выглядишь как енот, задавленный подъемным краном. И, кстати, почему не станем? Это ты всегда настаиваешь на том, чтобы начать собственное расследование.

— Потому что в моей жизни сейчас и без того полно всякой дряни. И спасибо, блин, за енота!