Дарья Калинина - Бедная миллионерша

– Мы с ребятами решили, что встреча не состоится, и ушли по своим делам.

– Очнулся я в сугробе, настроение хуже не придумаешь, да еще у меня в голове такой гул стоит, словно там в набат бьют. На ноги встал, голова кружится, чуть не падаю, еле до дома дотащился. Мать говорит, сотрясение. Да я и сам знаю, что это оно.

На голове у Кушакова и впрямь имелась гематома, которую эксперты сочли вполне подходящей. Но и на голове у Бухгалтера такая гематома имелась. И кто кого из них сильнее припечатал, был еще вопрос.

И сколько Кушакова на этот счет ни пытали, он так ни в чем другом и не сознался.

Лишь бубнил одно и то же, словно заведенный:

– Дрались! Не убивал! Своими ногами от меня ушел!

Под конец даже Боров сдался и предложил сменить тему разговора:

– Лучше тогда расскажи нам, как тебе все-таки Бухгалтера к себе в гости в Подберезье заманить удалось?

– Не заманивал я его. Он сам приехал. За Таней!

– Не мог он знать, что Таня сюда поедет. Она и сама этого не знала.

– Это правда, – подтвердила девушка. – Только… Сдается мне, что тут случай вмешался. Или судьба, рок, назовите это, как хотите. Когда я у расписания автобусов на автовокзале стояла, мне и впрямь все равно было, куда ехать. А взгляд знакомое название выцепил. Подберезье! И откуда это название у меня в голове взялось, я тогда не знала. Это уж я теперь понимаю, что детские воспоминания всплыли. Рассказы дяди Вани о его родном Подберезье вспомнились. И такими они, эти воспоминания, были счастливыми, что очень мне в это самое Подберезье захотелось поехать. Оно как раз в маршруте отходящего автобуса значилось. Я билет до Подберезья взяла, а вышла на одну остановку раньше.

Так эта загадка и решилась. Но впереди их было еще немало. И все нервничали, не зная, как поведет себя Боров, который до сих пор не имел внятного подозреваемого. Вдруг по своей неискоренимой привычке примется сажать их всех подряд, одного за другим? Авось кто-нибудь не выдержит давления, да и признается. В прошлом это много раз срабатывало, у Борова могло возникнуть искушение вернуться к прежнему стилю работы.

Но волновались они совершенно напрасно. Все загадки решились легко и просто. И без всякого давления со стороны Борова. Просто ему на стол легла еще одна бумага, прочтя которую, он посветлел лицом и долго так сидел. При этом он поглядывал то в окно, где занимался рассвет, то на притомившихся своих подозреваемых.

А потом с непередаваемым выражением вдруг заявил им:

– Все свободны!

Этого друзья ожидали услышать меньше всего. И в первое мгновение просто не поверили своим ушам.

– Как же так?

– Почему?

Но Боров лишь повторил:

– Все свободны!

– И я? – поинтересовался Кушаков.

– И вы тоже!

– Но…

– Никаких «но»! Пришел отчет экспертизы! Филинов скончался вовсе не от удара по голове.

– Нет?!

– Хотя удар, нанесенный сковородой, и был достаточно силен, но сам по себе он бы не убил негодяя.

– Кто же его убил?

– Его убили грибы! Пристрастие Филинова к чужим гастрономическим изыскам сыграло с ним злую шутку.

– Грибочки бабы Гали! – воскликнула Таня. – Филинов с голодухи спер у нее сковороду вместе с грибами! Наверное, заметил ее, когда приходил меня в очередной раз пугать. И прихватил. Голодный был, хозяйка его капризы исполнять и деликатесами кормить отказалась. Вот он и подумал, что грибками наестся до отвала.

– Так и получилось. Но не пошли те грибы ему впрок.

– То-то все жаловались на бабу Галю и ее стряпню. Всем, кто ее грибки пробует, потом плохо бывает. Но вот чтобы умереть… Такого еще не случалось.

– Все когда-нибудь бывает впервые. У Филинова были застарелые проблемы с язвой. Он ее лечил, но безуспешно. И вот на фоне стресса, беготни по холоду и нерегулярного питания язва перешла в ту стадию, когда без экстренного хирургического вмешательства человеку приходит конец. Именно он к Филинову и пришел.

– Значит, нельзя сказать, что это баба Галя его отравила?

– И да и нет. Грибы спровоцировали серьезное обострение болезни, но винить в этом старуху нельзя. Да Филинов сам виноват. Он должен был почувствовать недомогание много раньше того момента, когда к нему пришел окончательный каюк.

– Он и почувствовал! Он звонил Марине с Сергеем, жаловался на плохое самочувствие. Говорил им, что ему совсем плохо.

– Если бы вовремя обратился к врачу, то был бы жив до сих пор.

Но это заявление никого не вдохновило. Не было в этой комнате тех, кто хотел бы видеть Бухгалтера ни живым, ни тем более здравствующим. Всех в полной мере устраивало то, как все получилось.

– Так что же? Дело закрыто?

Боров не ответил. Он возился с документами, и, не поднимая головы, в ответ пробурчал что-то совсем невежливое. Кажется, советовал куда-то им всем идти.

Но никто не обиделся на Борова, все понимали, что он был в страшной досаде, ведь в этот раз ему явно не удастся никого засадить за решетку. Столько дней прошло впустую, вот что было написано на разочарованной физиономии начальника отделения.

Никто из них не стал испытывать свою судьбу, все быстренько попрощались и удалились, пока Боров не спохватился и не задержал кого-нибудь из них, как он это любил, «вплоть до особых распоряжений».

Оказавшись на улице, друзья не стали сдерживать эмоций и кинулись обниматься. Особенно радовался Кушаков:

– Оказаться за решеткой спустя такое короткое время после освобождения – это было бы очень досадно, – сказал он. – А сесть из-за такой крысы, какой показал себя Бухгалтер, досадно вдвойне.

Но если Кушаков был в полной мере доволен тем, как повернулось дело, то Егор все еще выглядел задумчивым. Он даже пытался отклонить приглашение Кушакова ехать к нему, праздновать освобождение.

Но тот не хотел ничего слушать:

– Ведь это такое дело! Не каждый день такое случается у человека! Считайте, что я дочку свою нашел! А что? Таня мне всегда вместо дочери была! И я ее люблю ничуть не меньше, чем любил ее родной отец, незабвенный друг мой!

Отвязаться от Кушакова не удалось, он настоял на том, чтобы ехать к нему и праздновать.

К счастью, «напраздновался» он быстро, едва бутыль самогона опустела на четверть, как мужчина свалился и захрапел. Голова, устоявшая от соприкосновения с чугунной сковородой бабы Гали, на сей раз не выдержала.

Но Егор с Таней были этому даже рады. Наконец-то у них появилась возможность побыть наедине и спокойно поговорить обо всем, что их тревожило.

А в том, что у Егора на душе лежит какая-то тяжесть, Таня была уверена.

– По какому поводу скорбь? – обратилась она к нему. – Все же закончилось хорошо!? Или нет?

Егор собирался что-то сказать, но едва открыв рот, сразу же его закрыл, словно передумав. Потом снова открыл и произнес: