Мария Лаговая - Говори, никто не услышит

– Ну, теперь вы, девушки, – искренне улыбнулся он Нике и Наде, – расскажите, как живёте, как дела?

– Это лучше Вы нам расскажите, почему людей в районе убивают? – парировала Надя, – второй уже, знаете?

– Да, конечно, бомж с Болтов, бывший, кстати, повар, – начал свой рассказ Виктор, – беда у него приключилась с ребенком, вот и запил. Потом жена выгнала, выписала с жилплощади. День назад ко мне приходила за его вещами. А на трупе бывшего мужа, повара-то, ни отпечатков, ни улик, чисто. Словом, опять висяк.

Виктор удручённо смолк. Как следователь, он прекрасно понимал, что убийства никому не выгодные, как говорят, дело слепого случая. Свалились они ему на голову как раз накануне ежегодного отпуска, в который Виктор регулярно навещал старичка отца, единственного своего родственника. Витя внешностью пошёл в него: светло русый, среднего роста, чуть худощав. Отец ходил в кепочке, лысый и сморщенный, с холщовым, похожим на военный, рюкзаком за плечами. Однажды он проведал сына в этом большом, чужом ему городе. Они долго сидели на скамейке и говорили о чём-то. Прощаясь, старик не сдержался: притянул Витю к себе и поцеловал, как бывало мать в щёку, потом ещё раз. Виктор не чувствовал брезгливости или стыда за отцовскую нежность, не было у него на лице гримасы сострадательного терпения, а лишь выражение спокойной сыновней любви.

«Береги себя, Витя!»

«И ты, батя, себя береги».

После знакомства с Вероникой, Виктор сам себе пообещал проверить информацию об её отце. Он не мог поверить, что у такой девушки мог быть никудышный родитель, а она должна считать себя сиротой. Витя решил поискать по своим каналам, а если найдет, и тот окажется нормальным человеком – то, при случае, он расскажет об этом Нике.

Соседи у Вероники оказались все, как на подбор, со странностями. Особенно тяжело дался Виктору разговор с йогом. Тот жил отшельником в квартире, из окна которой великолепно просматривалось место преступления. Кроме матраса, на котором сидел сам хозяин, тумбочки и трёхногого столика в комнате ничего не было. На подоконнике стояла керамическая чашка без ручки, а на облезлой стене висел рваный с угла постер с Памелой. Виктор усмехнулся, йог, а туда же, «медитирует» на пышногрудую красотку? Сесть было некуда, и Витя, достав свой блокнот и ручку, присел на выступ подоконника. На вопросы следователя йог, которого по паспорту звали Леонид Зыков, отвечал вежливо и кратко. Но Виктор Николаевич всё же сумел расположить его к себе, и йог стал охотно рассказывать о своих странствиях, о жизни в ашрамах в аскезе и благости, и даже посвятил гостя в азы своей философии, где нет ни привязанности, ни боли. «Странно, вот человек в Индии был, а сейчас прозябает в пустой квартире. Какая уж тут привязанность… Но еда у него есть: может собратья по духу помогают, а может, материализовалась?» – раздумывал Виктор, слушая его вполуха. Уже прощаясь, он ненароком сдвинул чашку на подоконнике. Когда разговор закончился и гость ушёл, йог Зыков молча посмотрел на чашку, которая медленно поползла на своё место.

Следом за отшельником, у Виктора состоялся разговор с парой молодоженов, симпатичной полненькой блондинкой и её низкорослым, уже с наметившимся животиком, супругом. Они жили в предвкушении переезда на новую квартиру, и по существу могли сказать только, что в дни, когда произошли убийства, оба пропадали с утра до ночи в строительных интерьерных магазинах. Чеки с датами прилагались в качестве алиби. «Славные ребята, конечно, да, только он все кредиты на неё повесил, ну ладно, к делу это не относится», – профессионально отметил про себя Виктор.

Дальше по списку он встретился с другой семьей – мать и дочь, Заславские, две души, два силуэта, два голоса, они и рассказывали на двоих. Виктор заметил, что мать и дочь странным образом старались подыграть друг другу, словно показывали пьесу новому зрителю, роль которого выполнял следователь. «Фальшивят немного, но, похоже, они здесь ни при чём», – и Виктор Николаевич поспешил уйти в антракте, не дожидаясь дежурно предложенного кофе.

Соседа по парадной Вероники, Айришата, он не застал, зато смог поговорить с его сестрой, тонкой высокой девочкой-подростком. Она только что вернулась с занятий из музыкальной школы, и, кажется, разогревала себе обед. В квартире вкусно пахло свежей выпечкой. Девочка была предупреждена заранее о его приходе, отвечала на вопросы доброжелательно, и Виктор под конец разговора всё-таки согласился на чашку ароматного восточного чая с горячими пшеничными лепешками.

Последней следователь навестил старушку, бабу Настю, с которой был знаком по давнему делу. Однажды баба Настя, по обыкновению встававшая очень рано, вышла во двор вынести мусор и обнаружила у контейнера убитого человека. Мертвец лежал на спине, она сразу его узнала – это был их новый дворник, из узбеков, они сменялись каждый месяц, и старушка уже не помнила, как кого звали. Баба Настя долго смотрела на его лицо, заострённое и застывшее, а потом наклонилась и медленно погладила его по голове, будто поправляя тёмные растрёпанные волосы. «Опять зарезали, как в те две революции, на улице… На моего сыночка похож, царство ему небесное, такой же никому не нужный был, окромя мя», – она утёрла слезы и, шаркая ногами, засеменила домой к телефону вызывать милицию.

Сейчас её возраст приближался к столетнему рубежу, и она всё больше молчала, а когда говорила, то почти всегда о смерти, или о том, что хочет умереть: «Го..но не держится. Хочу смерти, не надо ничего больше, пора». Виктор слышал, что на днях её должны навестить родственники из другого города. Но те всё никак не появлялись – то хоронили кого-то, то продавали всё что есть, чтобы здесь купить жилье. Рассчитывали на бабы Настин куш после расселения, выжидали: она ветеран, блокадник, может поболее жилплощадь дадут. Если, конечно, не помрёт старуха раньше срока.

«Хороший он, светлячок», – думала Вероника, пока Виктор рассказывал им свои новости. Она почти понимала его сама, и сегодня Надя переводила на жестовый язык для собственной тренировки.

Напоследок, перед уходом, следователь спросил Нику и Надю: «Слушайте, про кого же баба Настя говорила? Мол, видела в доме новенького – высокий, молодой, с головой что-то непонятное, то ли блондин, то ли рыжий… Может, привиделось бабке, а? А сосед твой снизу, который пил, помер. Знаешь? Тихо так, во сне».

«Не знаю, я никого не видела», – Ника удивленно пожала плечами, но тут что-то ёкнуло у неё под сердцем, и в голове промелькнула страшная догадка: «Вот. Это он, Абр, убивает!»

Проводив своих гостей, Вероника вернулась обратно в кухню с нахмуренным и настороженным видом. Абр как ни в чём не бывало мыл после посиделок посуду. Разговор начался издалека, с обсуждения способа приготовления тех самых лепешек, которыми Виктора угощала сестра Айришата. Ника слушала и отвечала Абру невпопад, наконец, он замолк на полуслове, и покрутил как девушка завиток у виска: «Ладно, не напрягайся так. Не я это сделал. Не я! Не тот я ангел, ну, не для этих дел».