Ольга Степнова - Своя Беда не тянет

— Какая Галка? Какая хреновина? Куда вставила? — заорал я.

— Ну, — вроде как смутился дед, — Галка, это секретарша моя. Она привезла из Японии новомодную хрень, которую в ухо вставляешь и… в общем, мужская сила удваивается. Я попробовал, помогает. Только орут все кругом, как слоны перед случкой, башка трещит. Я и тебе такую заказал!

— Не, дед, дай отбой, а то у меня от этой самурайской хреновины мужская сила из ушей попрет.

— Ну, как знаешь, — обиделся дед. — А чего ты так орешь? Оглох что ли?

Я мысленно поставил пять баллов секретарше Галке за то, что она все-таки умудрилась вставить Сазону в ухо слуховой аппарат, сопроводив это действие единственно возможной легендой. Наверное, дед задрал своей глухотой всех своих подчиненных в тире, который ему принадлежал. Учитывая, что он подполковник в отставке, Сазон наверняка требует от служащих армейской дисциплинки, а сам при этом ни черта не слышит. Теперь он слышит нормально, но все орут по привычке, разговаривая с ним.

— Башка болит от криков этих, — снова пожаловался он.

— Это скоро пройдет, — я постарался говорить тише.

— А чегой-то ты меня хоронишь? — неожиданно рявкнул дед своим прежним командирским рыком. — Звонишь зачем? Надо чего?!! — Совсем невыносимым стал старый с тех пор как обзавелся деньгами и собственным бизнесом.

— Денег надо! Я отправляю Элку в Марбелью!

— Ладно, сынка! Будут вам конфетки, будут вам баранки! Будет Элке Марбелья! Завтра ей бабла подкину переводом. А тебе, сынка, деньжат не подкинуть? — ехидно поинтересовался Сазон, и я понял преимущества его глухоты: не сильно-то он раньше был силен в перепалках.

— Нет! — рявкнул я.

— Ну, как знаешь, — дед повесил трубку.

Беда ковырялась с замком кейса, я не стал ей помогать, а пошел на кухню варить кофе. Мне не было дела до того, сколько зелени лежит в этом кожаном чемоданчике.

Кофеварки у Ильича не было, кофе он варил в турке. Я начал колдовать, отмеряя нужное количество кофе и сахара. Когда пенка поднялась ровно настолько, что нужно было снимать турку с огня, на кухню зашла Беда. На ней почему-то не было очков, и смотрела она беспомощно, как человек, который не просто снял очки, а безвозвратно их потерял. В руках она держала какие-то бумаги, кассету, фотографии, и пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала беззвучно рот. Меня это зрелище так заворожило, что я проворонил кофе. Он с гнусным шипением выплеснулся на печку и залил голубое газовое пламя.

— Я не поеду в Марбелью, — наконец сказала Беда.

— Поедешь.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Да.

Я забрал у нее бумаги, фотографии, просмотрел их и положил на кухонный стол.

— Тем более ты поедешь в Марбелью.

— Нет.

— Да. — Я выключил газ, взял тряпку и с тупым усердием стал оттирать печку. — Мой дом, между прочим, расположен рядом с домом скульптора Руставели.

— Мне плевать на Марбелью, плевать на дом, плевать на скульптора Руставели.

— Может, тебе плевать на меня?

— Может, и на тебя. Я сделаю эту работу. Я всех умою. Урою. Во все газеты дам материалы, а потом напишу детектив.

— Ты можешь плевать на скульптора, можешь плевать на меня. Но ты не можешь мне запретить не плевать на тебя. Ты не сунешь свой нос в это дело. Ты поедешь в Марбелью, будешь сидеть там тихо, наслаждаться теплом и элитным российским обществом. — Я отмыл печку и почему-то начал мыть подоконник. — Хочешь, я подарю тебе этот дом? Ведь хочешь!

— Подари его той дуре с якорями!

— Она здесь не при чем. Она вообще нигде не причем. Это Марина.

— Карина, Марина, какая разница? У тебя слюни на длинные светлые волосы, голубые глаза и большие си…

— Заткнись, — я запустил в нее первым, что попалось под руку. Попался пакет с собачьим кормом. Пакет порвался в полете, и до Беды долетел град твердых вонючих шариков.

— Да, и большую плебейскую грудь! — закончила она мысль, набрала в пригоршню рассыпавшегося по столу корма и запихала его в рот.

Зубы у нее были отличные, я не сомневался, что она справится, но все же спросил:

— Водички?

Она кивнула, давясь слезами и «Фрискисом».

Если бы я знал, что в этом кейсе!

Если бы я знал, то не притащил бы его в эту квартиру, и уж тем более бы не показал содержимое чемоданчика Беде.

Я бы… подкинул кейс в гроб, увенчав им груду оружия и наркотиков. Глядишь, нашим доблестным органам не пришлось бы придумывать себе подвиги «для галочки».

Элка не была истеричкой, но бумаги из кейса привели ее в такое буйство, что она до шести утра орала, что это станет делом всей ее жизни. Тираж «Криминального Сибирска» взлетит до небес, подписчики передерутся, а она станет героиней и напишет еще один детектив.

Лучше бы там были деньги.

К семи утра Беда наоралась, нарыдалась, устала, плюхнулась на диван рядом с Роном, и заснула мертвецким сном, уткнувшись носом в собачий затылок. Я остался не у дел, выпил кофе и спрятал кейс со всем содержимым в тайничок, который Ильич использовал для хранения наличности. Туда же я сунул и пистолет. Тайничок находился на кухне, под подоконником. В старых домах там расположен шкафчик-холодильник с отверстием на улицу. Ильич дверцы убрал, сделал панель и, кроме него, только я знал, как она открывается.

Спрятав чемодан и оружие, я решил, что бессонная ночь и раненая нога не повод не пойти на работу. Зная Элку, можно предположить, что она сутки продрыхнет на этом диване. Собаку я заберу с собой, а то не дай бог, она опять поведет ее гулять.

Покидая квартиру, я подумал, что с Бедой у меня опять не мир, не война.

Не мир, не война.

Уж пусть она лучше уедет в Испанию.

Еще я подумал, что больше ни шага не сделаю, чтобы самому разобраться в «грибановском» деле. Пусть им занимается Питров. Он профессионал. Я покорюсь, даже если он решит упрятать меня за решетку. В тюрьме тоже люди живут.

День начался не так, как обычно.

С утра женское большинство школы доставало меня вопросом:

— А что это у вас с лицом?

Я честно отвечал, что кот поцарапал, но они ухмылялись, и в хитрых женских глазах я ясно читал: «Знаем мы кота этого!»

Поэтому, когда Марина, десятой по счету, спросила: «А что это у тебя с лицом?», я ответил:

— Неудачный сексуальный опыт.

И похромал в директорский кабинет. Навстречу попалась Дора Гордеевна, тоже задала вопрос, но другой:

— А что это у вас с машиной?

Я задумался, что бы такое ответить, но ей, похоже, это было неинтересно, потому что она, тряхнув подбородками, вдруг заявила:

— Вы помните, Глеб Сергеевич, что сегодня вечером в Доме культуры церемония награждения лучшего классного руководителя года?

Я не помнил. Я забыл, что победил в городском конкурсе и стал лучшим классным руководителем года. Зато Дора Гордеевна вспомнила, увидев меня с расцарапанным лицом, сильно хромающего, да еще на машине, разбитой в хлам. Лучший классный руководитель. Я думаю, Дора будет довольна. Она всегда говорила, что я подозрительный тип.