Илья Лавров - Наследницы амазонок

В общем, обычная бытовуха на почве пьянства. Но смущало упоминание о каких-то документах, которые искали убийцы. Я тут же вспомнил о последнем письме тети Людмилы. Нашел его, перечитал, но ясности не прибавилось. Тетя Тамара предпочитала больше не вспоминать о той кошмарной ночи, игнорируя мои вопросы. Мы встречались с ней несколько раз, переоформляя на меня документы на дом. С тех пор, как я ее видел полгода назад на похоронах тети Людмилы, она очень сильно изменилась. Новые волосы вырастали седые, на скуле глубокий шрам от уха к носу с поперечными ранками от швов. Похудела, осунулась, стала даже поменьше ростом, и ни капельки жизни в глазах. Когда дарение было оформлено, она тут же уехала к сыну в Петрозаводск.

Я получил наследство официально. Теперь нужно было решить, что с ним делать. Вечером был собран семейный совет. Маша, у которой и у самой-то не было еще права полновесного голоса, притащила Муздрика. Он любил голосовать, поднимая лапу вверх, естественно, думая, как Маша. Пришел побыть в обществе, повиливая хвостом, и Кузя. Не без споров решили дом продавать. Хватит нам и деревни у бабушки в Липецкой области. Ехать, конечно, надо было мне и срочно, пока я был в отпуске. Оставалось решить две вещи: как быть с Машей и с Кузей.

– Да я большая уже, – возмутилась Маша, – и одна побуду дома. А Кузю пусть папа с собой забирает. Он будет его охранять.

– Кто кого: Кузя – папу или папа – Кузю? – пошутила Надя. Она считала, что Кузя трус. Ну, боится наш мальчик всяких новогодних фейерверков и петард – и что? На самом деле просто не представилось еще Кузе серьезного случая защитить своих хозяев.

– Да, Кузю можно взять, – подхватил я. – Ехать недалеко, восемь часов – выдержит.

– Будешь ему целое купе приобретать?

– Нет. Туда можно не только на поезде добраться. Ходят электрички до Будогощи, а там местный рабочий поезд – в него с собаками, думаю, пустят. И кстати, так быстрее.

– А это не опасно? – спросила вдруг Надя.

– Что? – тут я насторожился, потому что почувствовал: сейчас мне придется соврать. Ни словом я не обмолвился о том, что случилось с тетей Тамарой. Сказал только, что дядю Леню убили в пьяной драке, а тетя Тамара окончательно решила переехать к сыну.

– Ну, как "что"? – замялась Надя, похоже, она что-то чувствовала.

– Да чего там может быть опасного, – перебил я жену.

– А давайте я с вами поеду, – попросила Маша. Слово "опасно" заставило ее сделать стойку, как у хорошей гончей, она тут же поняла: папа что-то недоговаривает, а мама не догадывается. Но было уже поздно.

– Может, правда, возьмешь ее? – спросила Надя.

– Нет! – категорично заявил я.

На том и порешили.

Через день мы с моим верным псом уже сидели в электричке на Будогощь, Кузя в моих ногах все никак не мог устроиться – волновался. До отхода оставалось пятнадцать минут. Вещей взято минимальное количество: в основном еда на первое время – все уместилось в одном рюкзаке.

И тут кто-то сзади положил мне руку на плечо. Я застыл, но реакция Кузи была неожиданна – он смотрел мне за спину, прижав уши, и вилял хвостом. Сзади стояла Маша.

– Привет, – сказала она непринужденно.

Я вскипел, потому что уже догадался, почему она здесь, но спросил, как можно более строго:

– Ты что тут делаешь?

Она пожала плечами:

– С вами поеду…

То-то позавчера она так подозрительно быстро отстала, когда я сказал свое отцовское "нет!".

Я закипал все сильнее, так что скоро, наверное, уже должен был засвистеть, будто наш чайник со свистком.

– Как ты вообще сюда прошла? – еще удивлялся я. – На платформу пускают только по билетам.

– А я купила билет до этой… как ее?.. Будогощи.

– Выследила?

– Нет. Села на метро и доехала до Московского вокзала. Кстати, была тут уже раньше вас.

Еще бы! Нам ведь с Кузей до вокзала пришлось ехать на перекладных: сначала на троллейбусе, потом на трамвае. С собакой в метро не пускают.

Маша попробовала взять инициативу в свои руки и скорчила рожицу:

– Возьми нас, папа…

– Кого это "нас"?

Маша улыбнулась и сунула руку в сумочку. Из нее тут же показалась озорная мордочка. Ну да, как же без него! Муздрик!

Стоит уделить этому персонажу немного места в моем повествовании. Ведь именно из-за него мы в последствии чуть не пошли по ложному следу, а мне пришлось совершить ни много ни мало – подвиг.

Как-то тратили мы с Машей деньги в известном игровом автомате с мягкими игрушками. Этакая трехпалая железная рука подводится кнопками к выбранной игрушке – хвать! – и ничего не зацепил. Маше понравилась какая-то модная в те времена игрушка, то ли телепузик, то ли пикачу – не помню, – и мы, чтобы ее вытащить, потратили уже больше денег, чем если бы просто пошли в магазин и купили такую же. И вдруг вместо этого телепузика автомат зацепил какую-то дохленькую обезьянку коричневого цвета. Странным было то, что взял он ее прямо за лапу, будто сама обезьянка уцепилась лапой за железяку. А может, так оно и было. Обезьянка поднималась вверх и улыбалась.

– У-у, – только и сказала Маша, нисколько не обрадовавшись. Таких игрушек у нее было уже много. Таких, да не таких.

Обезьянка была маленькая, с ладонь, естественно, мягкая – внутри прощупывалось много каких-то шариков. Поражали в ней две вещи: улыбка, такая радостная, что не оторвать взгляд, и отсутствие обычного в таких случаях хвоста. Хвосты были обязательной принадлежностью всех обезьян-игрушек.

– Значит, она не обезьяна, – заключила Маша логично за пять лет до чтения Конан Дойла.

– Если хвост отвалился, это уже человек, – подхватил я.

Появилось затруднение с именем – мягких игрушек у Маши было так много, что прозвищ не хватало. А потому обезьянке досталось имя странное и только с непривычки, казалось, труднопроизносимое – Муздрик. Таким образом, она легко и непосредственно поменяла род с женского на мужской.

Новыми мягкими игрушками Маша играла обычно недели две, ну – месяц, потом их место занимали другие, а старые забывались. Мама, чтобы они, брошенные, зря не пылились, убирала их то и дело на антресоли до лучших времен. Это же грозило и Муздрику. Но, к его счастью, я в то время решил провести рекламный эксперимент, и, честно сказать, нравился мне Муздрик своей жизнерадостностью, да и надо было бороться как-то с Машиным безразличием. Достал Муздрика из мешка и сказал:

– Посмотри, Маша, его в мешок кладут, а он все равно улыбается. Думает, там его приключения ждут.

Муздрик в моих руках (и не без их помощи) закивал головой и захлопал лапами. Но с улыбкой-то его я ничего не мог сделать, а она, как нам показалось, вдруг возьми и стань шире. У Маши навернулись на глазах слезы. Мама нахмурилась. Она была права: время от времени игрушки надо было убирать, раз в них никто не играет, но как это – предавать друзей!